Книга Выбор оружия, страница 63. Автор книги Александр Проханов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Выбор оружия»

Cтраница 63

Он присел под куст с цветущей кудрявой вершиной. Коснулся рукой ноздреватой сухой земли. И ему вдруг показалось, что пахнуло знакомым, сладостным, возбуждающим запахом – духами Марии, словно она была рядом, пряталась за цветущим кустом. Ее присутствие было так ощутимо, что он древком сачка осторожно приподнял ветку, ожидая увидеть ее маленькую голову с темными бороздками среди тугих заплетенных косичек. За кустом ее не было. Он отпустил качающуюся ветку, но ощущение того, что она рядом и он слышит ее ароматы, это ощущение оставалось. Он искал ее в белом мохнатом соцветии, в курчавой траве, в теплой, телесного цвета земле, в туманной, переполненной ливнем туче, в которой колыхалось размытое солнце. Она была везде, и ее не было.

Он вдруг испытал мучительную, слепящую страсть, вожделение, напоминавшее помешательство. Словно в ухо ему влили чашу дурманного зелья, и оно разбежалось по жилам, как жар, сотрясая его ознобом, болью, сладким безумием. Сквозь закрытые веки он видел ее, темную, глазированную, с блестящими коленями, влажной ложбиной между длинных маслянистых грудей, шоколадные округлые бедра, к которым хотелось прижаться губами, чтобы на них остался малиновый гаснущий след. Желание обладать ею было как обморок. Он был готов обнимать землю, в которой она мерещилась, прижимать к груди кисть цветка, в котором она таилась, тянуться к дымному дрожащему солнцу, в которое она превратилась. Эта страсть вошла в него, как струя, прокатилась волной по мускулам, помрачила рассудок, излилась мучительным счастьем, превратившись в уханье сердца, в звон разбегавшейся крови, в которой теперь уже навсегда сохранится невидимый яд, влитый в него чьей-то колдовской рукой.

Он увидел, как на куст, на мохнатое белое соцветие, села бабочка. Ударилась о цветы, сильно их колыхнула, зарылась лапками в дымчатую кисть, стала ее мять, топтать, погружала в цветы хоботок, сладострастно раскрывая и складывая черно-зеленые крылья. Белосельцев смотрел на нее, не в силах подняться, зная, что существо, сидящее на цветке, – лишь одно из бесчисленных воплощений темнокожей, меняющей обличья женщины. Вяло потянулся сачком, зная, что промахнется. Ударил, осыпал лепестки, оставив в воздухе тающее облачко пыльцы. Бабочка улетала, не исчезая из вида, повторяя изгибы холмов. Уселась на далекий куст, на цветущую макушку. Белосельцев издали видел метелку на вершине куста и крохотную черно-зеленую точку.

Он пошел по склону сначала вниз, а потом вверх, чувствуя, как двигаются в небесах раскаленные пласты пара, зная, что бабочка не улетит до его появления.

Она сидела, застыв на цветке, сложив крылья, превратившись в черный треугольник с металлической зеленой бахромой. Он потянулся к ней сачком, почти не желая ее поймать, а лишь потревожить заколдованный сон, в который она вовлекала и его, готовая и его превратить в черно-зеленое существо, посадить рядом с собой в цветок, прикоснуться к нему мягким пульсирующим тельцем в шелковистых волосках. Сачок толкнул цветок, она слетела, понеслась вдоль холма, пропадая за склоном. Он пошел следом, повторяя ее спираль, огибая холм, погружаясь в свернутое, похожее на ракушку пространство, в которое были свернуты холмы, низины, туманные, озаренные изнутри облака, где кипел, волновался готовый пролиться ливень. Бабочка исчезла, оставив его среди свернутых в рулон холмов. И он знал, что она опять сменила обличье, превратилась в эти склоны, вершины, заросшие кустами ложбинки.

Это было колдовство. Невидимая темнокожая колдунья ворожила, играла и мучила, и он, погружаясь в тихое безумие, наслаждался игрой и мукой.

Ему на лоб упала тяжелая прохладная капля. Вторая ударила в живот, оставив на рубахе расплывающееся пятно. Еще две капли ударили в плечи, словно кто-то ткнул твердыми прохладными пальцами. Небо перекрестило его, и он понял, что это она, невидимая, наложила на него крестное знамение. В сухую траву, в зашевелившиеся кусты посыпались круглые блестящие капли, похожие на прозрачные камни. Зашумело, загрохотало. Темная мутная масса, как пропитанная водой мешковина, рухнула вниз, словно обрушилась огромная кровля и множество водяных колонн упало ему на голову. Он оказался на дне, накрытый ревущим потоком, среди шипения, бульканья, в темной, непрозрачной для света глубине. Задыхался, махал руками, закрывал лицо, пускал пузыри, хватал губами улетающий воздух, плыл, выныривал, а в него вбивали стеклянные колья, разбивали о голову стеклянные вазы, крутили в водоворотах, валили на землю, и он знал, что это она топит его, насылает на него потоп, тешится его бессилием и беспомощностью. Ливень улетал за холмы, заворачиваясь в край разодранной тучи. Солнце вышло из мути, прикоснулось к его чуткой спине огромной горячей ладонью. Мокрый, оглушенный, в прилипшей одежде, с хлюпающими башмаками, он смотрел на улетающую тучу.

Ливень скатился с красного скользкого склона, впитался в густую, как сукровица, почву, превратился в раскаленный пар. Все пропало в душных испарениях. Стало невозможно дышать. Травяная пыльца, частички тлена, ядовитые пузырьки почвы витали в горячем тумане. Горло жгло, будто он проглотил ложку горчицы. Хотел подняться на холм, где воздуха было больше. Поскользнулся на красной слизи. Земля под ногами шевелилась и лопалась. Вздувались один за другим клейкие пузыри, лопались, как слюна, и на свет из хлюпающей воронки высовывалась жирная голова червя, толстая, скользкая, мясистая. Белосельцев брезгливо отдернул ногу, и под ней, в отпечатке подошвы, лопнул красный нарыв, и захлебывающаяся, жадная, безглазая голова пробилась наружу. Черви лезли, словно растущие водянистые стебли. Земля на глазах прорастала червями. Казалось, под ногами была не почва, а хлюпающая живыми соками плоть. Это устрашающее обилие слепой, неодухотворенной жизни, ее мгновенный первобытный синтез, химия солнца, воды, минеральных веществ – создавали ощущение первых дней творения, когда из земли и воды создавались первые гады и твари. Своим непомерным напором эта примитивная жизнь вытесняла с земли Белосельцева, стремилась напасть на него, использовать в качестве пищи, построить свое жадное, требующее насыщения тело за счет его плоти. Это порождало в нем ужас, гнало с холма. Поскользнувшись, пачкаясь в красной жиже, он съехал в низину. Сидел весь в грязи, задыхался, зная, что это она, африканская колдунья, пугает его своими наваждениями.

Он бродил в холмах, в завихрениях пространства, блуждал и плутал, по нескольку раз делая петли и выходя к одному и тому же месту. Колдунья морочила его, то стелила под ноги утоптанную тропинку, то снова заводила в глухие заросли. Наконец под вечер отпустила. Оттолкнулась от холма босыми фиолетовыми ногами и в прозрачных сумерках унеслась в темнеющее небо, где зажглась первая водянистая звезда.

Он возвращался в отель среди сумерек, в которых начинали звучать тамтамы. Крестьяне выходили из хижин в прохладный темнеющий воздух, разжигали костры, готовили пищу, били в рокочущие барабаны. Мерцали багровые отблески, краснели очаги. У вытоптанных порогов топотали босые ноги. Гибкие пальцы вибрировали на кожаных гулких мембранах. И этот нежный, негрозный рокот чужой земли, сладкий дым чужих очагов наполняли его нежностью и печалью.

Утомленный, опустошенный, он подошел к отелю. Мигала неоновая реклама. От заправки отъезжал бензовоз. В баре играла музыка. Обнявшись, из бара вышла молодая чернолицая пара. Мужчина держал руку на выпуклом бедре женщины. Рука повторяла кругообразное движение бедра. Они остановились у дверей номера, и, пока мужчина вставлял ключ в скважину, женщина улыбалась и смотрела на Белосельцева.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация