В темноте сельской улицы, по которой расходился народ, его нагнал Исмаил Ходжаев, окруженный молодыми охранниками. – Я внял вашему совету, Виктор Андреевич. Не пойду на помощь Басаеву. Если он нападет на Дагестан, мои люди и я встанем у него на пути. Силой оружия прогоним обратно в Чечню.
Под туманными звездами они вернулись в дом с оранжевыми окнами. Сад мглисто темнел, и не было видно, стоят ли дремлющие кони у засохшего дерева. Исмаил проводил Белосельцева в одну из многочисленных деревянных пристроек, сухих и чистых, с низкой тахтой, на которой чьи-то заботливые руки постелили постель с пышной шелковой подушкой и простроченным, легким одеялом.
– Отдыхайте, Виктор Андреевич. Если хотите попасть на утренний самолет в Москву, надо рано проснуться. – Исмаил поклонился, прижав руку к сердцу, и оставил Белосельцева одного, среди тончайших ароматов старинного дерева, сладкого дыма и чего-то еще, напоминающего увядшие благовонья.
Он лежал без света. И было ему хорошо и спокойно, и последнее, о чем он подумал, стала мысль о туманных звездах, текущих над садом, исчезающих за каменным гребнем.
Он проснулся от ужаса. В доме раздавались голоса, за окнами метались огни, слышался рокот моторов. Белосельцев наспех оделся, сунул босые ноги в домашние чувяки, вышел на боковое крыльцо. Небо было переполнено звездным ослепительным блеском, и среди этого блеска совершалось безумие. Звезды смещались и падали, покидали привычное место, рассыпали созвездья, прерывали медлительное сонное течение. Мимо бежали люди, звякало оружие. Яркие фары осветили сад, висящие яблоки, бессмысленные и ненужные в этот час мировой катастрофы. На крыльце, освещенный автомобильными фарами, возник Исмаил Ходжаев.
– Война, – сказал он. – Басаев вошел в Дагестан. Объявлен сбор ополчения. Вы останетесь здесь, Виктор Андреевич, или поедете со мной в Кадарское ущелье?
Звезды кружились в водовороте, исчезали в черной дыре, куда утягивалась и сливалась Вселенная.
Глава 18
Кадарская зона, куда попал Белосельцев, меняя джипы на бэтээры, оставляя отряды ополченцев и встраиваясь в армейские колонны, договариваясь с оперативниками ФСБ и используя связи с военной разведкой, само Кадарское ущелье казалось голубой чашей с высокими каменными краями. По серым каменным кручам, зарождаясь нежными зелеными тенями, превращаясь в густые сочные кущи, стекали лесные заросли. В низине превращались в темную зелень садов. Кара-махи и Чабан-махи – так назывались эти селенья, напоминавшие Белосельцеву сон, бабушкины рассказы о Кавказе, пушкинские стихи и таинственное, необъяснимое знание о том, что он уже был здесь когда-то, быть может, в иной жизни. Казалось, крохотная голубая планета опустилась на землю, сохранив инопланетную красоту, неземную форму жизни, сберегаемую древними богами.
Белосельцев глядел на мятежные села, сидя на обочине горной дороги. Слушая нескончаемое верещание придорожного кузнечика, знал, что голубое видение рая – лишь обман удаленных глаз. В пестроте долин скрываются минные поля и фугасы. По кромкам тучных, отягченных плодами садов проходят траншеи и ходы сообщений. В резных аркадах, напоминавших дворцы, оборудованы опорные пункты. В виноградниках упрятаны амбразуры и позиции снайперов. Среди дозоров, постов, чернобородых воинов, под белой колоннадой Басаев, неуловимый чеченец с вялым ртом, косой бородой. По козьим тропам движется из Чечни подкрепленье, вьючные ослы звякают вороненой сталью, крохотные японские рации разносят позывные и коды. И стеклянная вспышка, долетевшая до глаз Белосельцева, – зайчик света на лобовом стекле грузовика, перевозящего легкую пушку. Быстролетный солнечный лучик, мелькнувший у вершины мечети, – отсвет бинокля, направленного на него, Белосельцева.
Кузнечик упорно звенел, убеждая Белосельцева верить в голубую планету. И так хотелось уверовать, отринуть жестокое знание, защитить таинственный чудный рай.
По дороге, хрустя на камнях, шли войска. Водители машин, командиры частей не верили в голубую планету, всматривались в горловину ущелья, готовились к штурму. Пролязгали боевые машины разминирования, с провисшими гусеницами, замызганными башнями, неся впереди кронштейны с катками, похожие на уродливых неповоротливых крабов. Поползут впереди пехоты по склонам гор, по виноградникам и арыкам, подрывая фугасы и мины, от которых срываются и отлетают катки, встает на дыбы сотрясенная стальная махина, и у водителя лопаются барабанные перепонки, течет из ушей кровь.
Прошла колонна танков, качая пушками, с натертыми, как стальные браслеты, гусеницами, с торчащими из башен головами танкистов, похожими на боксерские перчатки. Жужжащие, звонкие, как пилы, тягачи протащили батарею гаубиц. Пушки нюхали стволами воздух, подпрыгивая на упругих колесах.
Прошли тяжелые огнеметы «Буратино», похожие на динозавров, тупые, свирепые, неся в утробах угрюмый огонь. Полыхнет оранжевый факел, кинет в гущу строений шаровую молнию – и вакуумный взрыв сметет половину селения, превращая дома и деревья, животных и сраженных бойцов в облако светящихся прозрачных молекул.
Белосельцев смотрел на проходящую технику, продавливающую дорогу своими тоннами. В грохоте и лязге машин кузнечик становился неслышен. Но колонна, содрогаясь и лязгая, затихала вдали, и опять начинал стрекотать кузнечик, проповедуя рай.
На бэтээрах, низких и юрких, похожих на пятнистых ящериц, шла мотопехота. Тускло светились пулеметы, дрожали хлысты антенн. Башни и броню облепили солдаты. Белосельцев увидел одинокий, подымающий солнечный шлейф бэтээр, догоняющий колонну. На броне, оседлав пулемет, сидел солдат, голый по пояс, белокурый, с поднятым чубом, расширив счастливые от скорости и ветра глаза. Его литые свежие мускулы блестели от пота, на груди раскрыл крылья татуированный орел.
На дороге запылило. Показалась голова автоколонны. Открытые грузовики везли ополченцев. Дагестанцы в поношенных камуфляжах, в кепках, папахах и шляпах, держа у колен карабины, колыхались среди заляпанных бортов. Над кабиной головной машины развевался зеленый флаг. Колонна пыльно прошла, ее замыкал бэтээр устаревшей конструкции и джип, за стеклом которого промелькнула голова Исмаила Ходжаева, его черно-седая борода, сумрачный лоб, косматая баранья папаха.
Командный пункт был расположен на срезе горы, в сухой каменистой траншее, под пятнистой маскировочной сеткой, превращавшей траншею в клок пыльной зелени, где скрывались офицеры штаба, бинокли, дальномерные трубы, раскрытые, придавленные камушками карты с отметками целей, рации и полевые телефоны, от которых, как вьющиеся растения, расползались во все стороны провода. Командный пункт гудел хриплыми осипшими выкриками, позывными, цифровыми обозначениями, был связан с невидимыми, упрятанными в складках батареями гаубиц, «ураганов», установками залпового огня, ожидавших приказа на огневое поражение целей. На удаленных аэродромах штурмовики были готовы к бомбоштурмовому удару. Танки, не заглушая моторов, стояли на укрытых позициях, готовые по приказу выйти на прямую наводку. Пехота, сойдя с брони, лежала на теплых склонах, ожидая, когда содрогнется земля и над головами пролягут огненные дороги реактивных снарядов.
