Мейсон остановил машину, вышел под все еще ливший с неба
дождь.
Пройдя по дороге около двадцати ярдов, он достал из кармана
револьвер, тщательно прицелился в добротный, окрашенный в красный цвет столб
опоры ограждения, и спустил курок. Повернув дуло к стоявшему чуть поодаль дубу,
он выстрелил во второй раз; пуля, разворотив кору, застряла в кряжистом стволе.
Вернувшись к машине, Мейсон выдвинул барабан, вытащил две
стреляные гильзы, заменил их теми патронами, которые достал из кармана, и сунул
револьвер в бардачок. Завел мотор и отправился прямиком к ресторану «Горная
корона».
Струи сильного дождя хлестали по бетону автостоянки и крыше
ресторана, сливались в шумные потоки, низвергавшиеся с карнизов. Мейсон
отметил, что на стоянке – две полицейские машины и несколько малолитражек
репортеров. Других автомобилей почти что не было. Жалобы Джо Падены на то, что
в дождливую погоду гостей ждать не приходится, по-видимому, имели под собой
весьма существенные основания.
Припарковав машину, Мейсон погасил свет и выключил мотор.
Репортер, сидевший за столом и время от времени скучающе
поглядывавший в большое окно ресторана, подхватил вдруг свой фотоаппарат и
рванул к выходу. Мгновение спустя блеснувшая яркой молнией фотовспышка ослепила
адвоката. И тут же на стоянку, словно разъяренный бык на арену, выскочил
сержант Холкомб.
– Мейсон! – взревел он. – Где, черт побери, ваша клиентка,
эта самая Эвелин Багби?!
– Когда я видел ее в последний раз, она билась в истерике, –
спокойно ответил Мейсон. – Думаю, ее отвезли к врачу.
– К какому врачу?
– Понятия не имею.
– Билл Феррон сказал мне, что она отдала вам револьвер, из
которого стреляла.
– Револьвер? – переспросил Мейсон.
– Оставьте эти глупости! – рявкнул Холкомб. – Вы юрист и
прекрасно понимаете, о чем идет речь. Револьвер – вещественное доказательство.
Он нам нужен. Вы обязаны сдать его полиции.
– Разве мистер Феррон не говорил вам, что я предлагал ему
осмотреть револьвер, но он…
– Это было до того, как ему стало известно, что револьвер
послужил орудием убийства.
Несмотря на дождь, Мейсона и Холкомба тесным кружком
обступили репортеры.
– Убийства? – переспросил Мейсон.
– Вы не ослышались, – сказал Холкомб. – Да, убийства.
– Боюсь, у вас сложилось совершенно превратное представление
о том, что случилось, – уверенно начал Мейсон. – Некий мерзавец вознамерился
напасть на мисс Багби и…
– Не рассказывайте мне сказки! – сержант опять сорвался на
крик. – Приберегите их для присяжных. Где, черт побери, револьвер?
– Револьвер? – снова переспросил Мейсон. Он бросил взгляд в
сторону своей машины и нахмурился. – Судя по вашим словам, сержант, существует
несколько иной взгляд на…
– Я не собираюсь валять дурака, – заявил Холкомб. – Я знаю
все об этом револьвере. Это один из новейших кольтов – облегченный, с
укороченным стволом и барабаном под патроны тридцать восьмого калибра. К
настоящему моменту он превратился в важное вещественное доказательство. Как
представитель власти, я официально извещаю вас, что этот револьвер послужил
орудием убийства – из него был произведен тот роковой выстрел, который повлек
за собой смерть человека. Поэтому я предлагаю вам немедленно предоставить в
распоряжение властей указанное вещественное доказательство. Если этого сделано
не будет, вам предъявят обвинение в нарушении закона. Так вы отдадите мне
револьвер или нет?
Мейсон заколебался, затем открыл правую дверцу машины,
протянул руку к бардачку, но тут же ее отдернул.
– Минутку, сержант, – сказал он. – Я не отказываюсь
предоставить вам что-то из того, что может послужить вещественным доказательством
в уголовном деле об убийстве, но если, я повторяю, если я отдам вам револьвер,
то сделаю это вовсе не потому, что выполню ваш приказ. Попроси вы меня
предъявить оружие, которое, как я полагаю и во что верю, было тем самым, из
которого Эвелин Багби произвела наугад, по ее словам, два выстрела, вот тогда…
Сержант Холкомб толкнул Мейсона в грудь плечом, отодвигая
его в сторону. Откинув крышку бардачка, сунул внутрь руку, и на его губах
появилась торжествующая улыбка. Сержант вытащил револьвер, удовлетворенно
хмыкнул, обнаружив в нем две пустые гильзы, и положил оружие в карман.
Вокруг толклись фоторепортеры, сражаясь за лучшие места для
съемки. То и дело сверкали блицы.
– Может, повторите все это еще разок для нас? – попросил
один из репортеров. – Мы снимем крупным планом, как вы вытаскиваете эту
штуковину из машины адвоката.
Сержант Холкомб охотно исполнил его просьбу.
Мейсон с несколько обескураженным видом стоял в сторонке,
пока фоторепортеры занимались своим делом.
– А теперь я хочу видеть Эвелин Багби, – повернулся Холкомб
к Мейсону.
– Увидите, как только врач даст разрешение.
– Хватит с меня этой ерунды про врачей и истерики! –
взорвался Холкомб. – Где вы ее прячете?
– Я уже сказал вам, что понятия не имею, где она, – ответил
Мейсон. И тут же добавил: – Я считаю, вы не имели никакого права шарить в моем
автомобиле без разрешения и…
– Ладно, хватит, – буркнул Холкомб. – Нет смысла спорить.
Как бы там ни было, я получил то, что хотел.
Он резко повернулся и направился в ресторан.
Воспользовавшись тем, что журналисты обступили Холкомба,
пытаясь выудить побольше информации о револьвере и сделать хорошие снимки,
Мейсон обошел машину, сел за руль, включил зажигание и уехал прежде, чем хоть
кому бы то ни было из присутствовавших пришло в голову им заинтересоваться.
Несколькими мгновениями позже он уже катил по направлению к Голливуду.
Глава 13
Мейсон сел у изголовья кровати. Делла Стрит убрала поднос с
пустой посудой и остатками завтрака. Эвелин Багби – на ней была одна из ночных
сорочек Деллы – уселась поудобнее в постели и улыбнулась адвокату.
– Как себя чувствуете? – спросил тот.
– На миллион долларов. Голова немного кружится, но… Ох,
ребята, ну и здорово же я выспалась!
Попугай в клетке, взбудораженный нашествием визитеров,
крутил головой, пытаясь разглядеть все, что творилось в комнате.
– Бедняжка Полли! Бедняжка Полли! – выкрикивал он время от
времени. – Полли хочет печенья? Полли хор-р-рошая! Вот тебе, Полли! Ням-ням!
– У вас впереди нелегкий день, – сказал Мейсон. – Вам
следует быть готовой к этому.
– Они считают, что я?.. Ну, говорите же!
