– Что?!!
– А вы не знали фамилию той, на которой женился Игорь?
– Знала, конечно, – растерянно пробормотала Света, – только
мне в голову не приходило связать их с Софьей Николаевной. Боярских-то много. В
читальный зал ходит Боярский Андрей, а в буфете у нас работает Лида Боярская…
Сказав последнюю фразу, она покраснела еще больше и, поняв,
что выдала себя, пролепетала;
– Я очень любила Игоря.
– Ясное дело! Отчего-то женщин тянет на подлецов!
– Не смейте так говорить! – взвилась Света. – Игорек был
самым лучшим! Самым! Он на Любе-то женился по необходимости!
– Да ну? Она была беременна? Парень решил, как честный
человек, прикрыть грех?
– Он никогда не прикасался к Любе! – возмущенно воскликнула
Света. – Она вешалась ему на шею, приставала… Но Игорь очень любил меня, вот и
решил: некрасиво, конечно, но другого выхода не было…
Внезапно она уронила голову на стол и заплакала. Я встала,
подошла к двери, перевернула висящую на ней табличку «Технический перерыв один
час» на наружную сторону, вернулась к Свете и сказала:
– Ты лучше расскажи мне, что задумал Игорь! Легче станет!
Сафонова подняла залитое слезами лицо.
– Ничего плохого! Мы не могли пожениться. У Игоря есть мама,
Фаина Семеновна. Он меня с ней знакомить боялся, говорил, что старушка
патологически ревнива, ну просто до невменяемости. Стоило Игорьку показаться
дома с какой-нибудь девочкой, как Фаина Семеновна устраивала скандал. Ну как мы
могли создать семью, а? У меня копеечная зарплата и комната в коммуналке вместе
с мамой и сестрой. Игорек жил в крохотной двушке с матерью, у них было чуть
больше двадцати метров. Где, скажите, где могли мы устроиться?
Я вспомнила просторную квартиру Фаины Семеновны на четвертом
этаже «сталинского» дома, бесконечный коридор, по которому меня вели в гостиную
с двумя окнами, и постаралась сдержать негодующий возглас. Но Света не заметила
сердитого выражения моего лица, она продолжала монотонно говорить:
– Да нам бы не дали жить вместе! Снять квартиру мы не могли…
Все деньги проклятые, из-за них счастья не вышло…
И она снова заплакала, по-прежнему тихо, как-то стыдливо.
Мне стало до боли жаль глупышку, обманутую пронырливым парнем. Я подождала,
пока Света успокоится, и спросила:
– И тогда Игорь, чтобы получить собственную жилплощадь,
решил шантажировать Марию Григорьевну и Любу? Света кивнула:
– Да.
– Что же он разузнал о них? Света пожала плечами:
– Понятия не имею. Только Игорь говорил, что у Боярских
денег куры не клюют, сто тысяч долларов для них, как нам сто рублей. Он
специально женился на Любе, чтобы получить подтверждение своим догадкам.
Говорил: «У них дома, наверное, есть сейф или другое какое потайное место,
документы там лежат! Вот только найду, заберу себе, а потом предложу выкупить.
Сто тысяч хватит нам с тобой на квартиру, ты мне только помоги!»
– И вы помогали? Света кивнула:
– Да, но ничего противозаконного не делала. Пару раз съездила
по его поручениям к людям. Ну.., нарушила еще должностную инструкцию.
– Зачем?
Света вытерла лицо чистым, аккуратно отглаженным платочком,
сложила его, спрятала в карман халата и принялась каяться.
В архиве хранится великое множество документов. Сколько их и
какие они, до конца не знают сами сотрудники. Встречали вы иногда в газетах
сообщения: «В хранилище обнаружены неизвестные письма Чехова. Сенсационная
находка российских исследователей»? Только не надо думать, что тот или иной
ученый-литературовед путем длительного изучения жизни великого писателя и
драматурга пришел к выводу, что Антон Павлович в июле 18.., года писал помещику
N. А потом начал рыться в архивах, просиживал там годы, и, о радость,
предположение подтверждалось, нашелся заветный листочек.
На самом деле ситуация скорей всего выглядела по-другому.
Вероятно, ученый читал бумаги и просто наткнулся на письмо Чехова, о котором
было неизвестно сотрудникам архива.
После Великой Отечественной войны в специально оборудованные
для хранения бумаг помещения привезли тонны документов и фото. Первые
сотрудники архива попытались их систематизировать, описать, но до каких-то
полок у них просто не дошли руки. Часть бумаг оказалась в хранилище, многие
документы прибыли из Германии, и они были, естественно, на немецком языке.
Внутрь этих папок особо не заглядывали, полагая, что немцы, люди до
болезненности аккуратные, тщательно составили опись. Поэтому картонные ящички
просто запихали на полки, указав в каталоге: «А-2; книги учета заключенных
лагеря Хорстенборг», или: «В-75; списки советских военнопленных, погибших в
1942-м на территории округа Бранденбург». Что там внутри, никто особо не
интересовался. Да и не нужны были никому эти странички. Ими заинтересовались
уже после перестройки, когда немцы решили выплачивать бывшим заключенным
компенсацию.
Германия требовала документ, подтверждающий факт пребывания
человека в концлагере, и в архив потек ручеек людей. Замшелые единицы хранения
вытащили на свет божий и обнаружили там кучу интересных вещей: фотографии,
письма, чьи-то дневники. Фашисты оказались не столь аккуратными архивистами,
как считалось до сих пор. А может, советские солдаты, ворвавшись в канцелярии,
смешали содержимое папок.
Сотрудники архива решили систематизировать эту часть
хранилища, но работы был непочатый край, и до сих пор на железных полках мирно
ждут своей очереди картонные и железные чемоданчики, украшенные свастикой.
Так вот, посетителям доступно только то, что тщательно
описано и включено в каталог. Сотрудники архива продолжают трудиться не
покладая рук, открывая, в прямом и переносном смысле слова, все новые и новые
папочки, каталог пополняется. Но все равно случаются ситуации, когда приходит
пожилой человек и просит:
– Я был заключенным лагеря Освхоф. Можно посмотреть книгу
учета?
Девушка-архивист, проглядев каталог, отвечает:
– У нас ее нет Посетитель уходит ни с чем, но книга-то стоит
в подвале на полках, среди неописанного материала. Она есть, и ее нет. Парадокс
архива.
Естественно, посетителям, даже тем, которые считаются
VIP-персонами, не разрешено спускаться в подвал, к стеллажам.
