– Ну, писака дает! – послышался голос Куприна. – Совсем
офигела! Ты поняла, о каком чемодане идет речь?
Но ответа Томочки я не услышала, потому что вновь ужасно
разозлилась. Писака! Вот как они меня между собой называют! Негодяи! Ну ничего,
посмотрим, кто посмеется последним, потому что я знаю, как поступить! Я
буквально в двух шагах от разгадки тайны, еще несколько дней – и узнаю имя
того, кто поставил этот спектакль. А потом останется сущая ерунда – только
записать события. Я легко справлюсь с этой задачей, недели хватит. Запрусь в
спальне и примусь за работу. Никого не впущу в комнату, Олег пусть спит в гостиной.
Муж, который отказывается помочь жене спрятать труп, достоин примерного
наказания. Писака! Знаю, знаю, кто придумал дурацкую кличку! Что ж, послушаем,
что он заговорит, когда новая книга выйдет из печати и вся страна станет ее
читать! Назло всем стану знаменитой и страшно популярной!
Глава 23
Наверное, нет москвича, который не слышал бы о высотном
здании на Котельнической набережной. Подавляюще огромный дом из светлого
кирпича был возведен по приказу Сталина. Подобных ему сооружений в столице есть
несколько. В одном, расположенном на Смоленской площади, находится Министерство
иностранных дел, в другом, громоздящемся на Воробьевых горах, – Московский
университет. А вот возле метро «Краснопресненская» и на Котельнической
набережной в высотках жили простые москвичи. Впрочем, словечко «простые» я
употребила тут зря. Роскошные квартиры с парящими на почти четырехметровой
высоте потолками с лепниной получали совсем не простые люди, а те, кто
принадлежал к творческой или партийной элите. Это сейчас всем стало понятно,
что жить нужно в зеленом районе, а еще лучше в ближайшем Подмосковье, потому
что Садовое кольцо и центр абсолютно лишены воздуха Но вплоть до середины
восьмидесятых годов высотки считались крайне престижным местом обитания В
гулком подъезде, по размеру смахивающем на конюшню, восседала лифтерша: полная
пожилая дама с аккуратно уложенными седыми волосами.
– Вы к кому? – сурово поинтересовалась она. Мне стало
смешно. Неужели жильцы полагают, что тучная особа, давно справившая
шестидесятилетие, способна остановить грабителя?
– Меня ждет вдова Вениамина Михайловича Листова, художника.
– Проходите, – консьержка потеряла к посетительнице всякий
интерес – Простите, я забыла номер квартиры – Сорок пять, – буркнула бабуся и
уткнулась в книгу. Радуясь собственной предприимчивости, я вошла в лифт и с
трудом сдержала возглас восхищения. Кабина выглядела как музейный экспонат: вся
из красного дерева, на одной стене огромное зеркало, около другой – скамеечка,
обтянутая слегка вытертым красным бархатом. Такой лифт я видела впервые, и он
произвел на меня сногсшибательное впечатление.
Дверь сорок пятой квартиры распахнулась сразу. На пороге
стояла пожилая дама, такая же седовласая и тучная, как лифтерша. Но на этом
сходство заканчивалось. У консьержки были злые глаза, сурово поджатые губы, а в
мочках ушей покачивались небольшие сережки стоимостью в триста рублей. Женщина
из сорок пятой квартиры смотрела на мир широко открытыми голубыми очами, а на
ее лице застыло выражение легкой растерянности, любопытства и испуга. Так
смотрит ребенок, потерявшийся в многолюдном магазине. И уши ее украшали
подвески в тяжелой золотой оправе, набитой бриллиантами.
– Вы ко мне? – слегка задыхаясь, спросила хозяйка.
– Разрешите представиться, – затараторила я, – Виола,
журналист, сотрудничаю в различных изданиях, на данном этапе получила задание
от «Вокруг имен» Вот посмотрите, какой красивый журнальчик.
Дама машинально взяла глянцевый ежемесячник, только что
приобретенный мною в киоске, и недоумевающе поинтересовалась – Но зачем я вам
понадобилась?
– Ищу вдову Вениамина Михайловича Листова – Это я, Ирина
Глебовна.
– Очень приятно, ваш муж был гениальный художник Мы хотим
напечатать статью о его жизни и творчестве Ирина Глебовна покраснела от
удовольствия – Что же мы стоим на пороге? Проходите скорей, сейчас покажу все –
фотографии, письма, картины О таком человеке, как Вениамин Михайлович, мало
писать статью, его жизнь – материал для большой книги, трагической, полной
удивительных событий и совпадений Стоит лишь вспомнить историю нашего с ним
знакомства.
Продолжая безостановочно болтать, она провела меня в большую
комнату, в которой было тесно от антикварной мебели Одних диванов, обитых
темно-синим шелком, стояло тут целых четыре штуки, а еще овальный стол,
накрытый кружевной скатертью, двенадцать стульев, парочка буфетов, пуфики,
этажерочки, какие-то непонятные, слишком изогнутые кресла с одним
подлокотником. С потолка свисала люстра с синими хрустальными висюльками, а
стен не было видно из-за картин в тяжелых бронзовых рамах – Перед вами работы
Вениамина Михайловича, – торжественно заявила Ирина Глебовна, – вернее, малая
их толика, самые дорогие сердцу, любимые. Муж не продавал те полотна, которые
являлись для него знаковыми. В творчестве Вениамина Михайловича выделялось
несколько периодов…
– Как у Пикассо, – некстати влезла я, – розовый, голубой.
Ирина Глебовна мгновенно нахмурилась.
– Пикассо! Более чем посредственный рисовальщик,
разрекламированный средствами массовой информации. Уж простите меня, дорогая,
не о вас, конечно, речь, но в массе своей журналисты безграмотны, недоучки,
урвавшие куски знаний. Один заявил. «Пикассо – гений», другие разнесли по свету
А народ что? Народ поверил. Но я-то хорошо понимаю, что Пикассо в подметки не
годился Вениамину Михайловичу! Он не испытал и сотой части страданий, выпавшей
на долю Листова, а художника, пардон за банальность, лепит горе, а не радость.
Детство мой муж провел в провинции в Польше. Эта часть территории была
присоединена к Советской России лишь в тридцать девятом году Так что Вениамин
Михайлович не был с младых ногтей отравлен коммунистической пропагандой. Он
родился в семнадцатом .
Я попыталась сосредоточиться. Вообще говоря, меня интересует
не жизнь, а смерть Листова Интересно, когда Ирина Глебовна доберется до наших
дней? Вон как она далеко начала, с семнадцатого года Когда началась Отечественная
война, Листову исполнилось двадцать четыре. Никакого восторга от того, что он
теперь живет в России, юноша не испытывал. Советская власть ему решительно не
нравилась, и защищать ее он не собирался. Вениамин постарался спрятаться, когда
объявили всеобщую мобилизацию. Впрочем, ему не пришлось долго сидеть в подвале,
потому что немецкие войска, раздавив слабо сопротивляющегося противника, почти
без боя взяли родной городок Листова.
