Вдруг вспыхнули прожектора, забегали немцы, откуда ни
возьмись появились грузовики Веня, затаив дыхание, наблюдал за происходящим.
Вот из бараков вытаскивают часть узников и швыряют их в машины, вот часовые
покидают вышки, а потом врачи вместе с военными отбывают прочь. Лагерь
стремительно опустел. Перепуганный Веня не понимал, что происходит, теряясь в
догадках, он на всякий случай хотел спрятаться в туалете, но потерял сознание,
пришел в себя спустя несколько часов и увидел, как на территорию Горнгольца
ворвались танки с красными флагами на башнях. Последнее, что помнил парень, это
как огромный дядька в форме солдата Советской Армии берет его на руки и
говорит"
– Ну все, вылечат тебя, не журись, сынко!
Через всю жизнь Листов пронес любовь к советским военным.
Уже став художником и живя в Москве, он писал картины, где на переднем плане
молодой парень в форме спасает ребенка или выносит из огня пожилую женщину.
Даже беззубые советские критики порой не выдерживали и обзывали полотна Листова
«агиткой Министерства обороны», но Вениамин Михайлович не обращал никакого
внимания на тычки и пинки. Командование Советской Армии обожало Листова, и на
художника пролился дождь из благ. Он получал генеральский паек, ездил отдыхать
в ведомственные санатории и частенько отправлялся в те страны, где имелись
группы ограниченного контингента советских войск. Вот только в Германию Листов,
несмотря на неоднократные предложения, не ездил ни разу.
Послевоенная судьба Вениамина Михайловича – это
благополучная жизнь признанного властями художника. Твердое положение слегка
пошатнулось после перестройки, но ненадолго Несмотря на громкие слова о
реформе, армия осталась прежней, а Листов продолжал писать свои картины,
посвященные воинам-освободителям, словно со страной ничего не случилось. Умер
он в глубокой старости, оплакиваемый вдовой, тремя детьми и внуками. Словно в
награду за мучения в юности, господь отсыпал Листову в зрелом возрасте щедрой
рукой счастье.
– А отчего скончался Вениамин Михайлович? – вклинилась я в
плавную речь Ирины Глебовны.
Вдова достала из кармана кофты носовой платок.
– Онкология. В последние годы муж страдал от рака крови,
тяжелейшее заболевание. Мы, конечно, сделали все, что возможно, но силы Вени
таяли. Потом приятели посоветовали обратиться в лабораторию к Валерию
Боярскому, там изобрели какой-то метод, вроде новая химиотерапия, я не врач и
плохо разбираюсь в деталях Насколько поняла суть – больному делают инъекции
какого-то яда, крайне опасного, но после курса уколов иногда наступает
выздоровление Нам терять было нечего Муж все равно умирал, вот и решились на
эксперимент. Кстати, очень и очень дорогое удовольствие, одна ампула несколько
тысяч долларов стоит, а надо их двадцать. Но ведь ради жизни любимого человека
ничего не жаль! Тем более что нам рекомендовала Боярского дочь Лианы Аракеловны
Гургеновой.
– Кто? – подскочила я.
– Манана, – принялась объяснять Ирина Глебовна, – дочь Лианы
Аракеловны Гургеновой, доктора исторических наук, нашей давней приятельницы. У
Лианочки был рак груди Манана носом всю Москву прорыла, выискивая специалистов,
и вышла, уж не знаю как, на лабораторию Боярского. Ей провели цикл уколов, и
представьте – вылечили! Десять лет еще прожила Лианочка и скончалась от
воспаления легких, но онкология-то отступила Ирина Глебовна растрясла
«подкожные» накопления и отправила супруга на уколы После пятого Листову стало
лучше, он даже начал работать, но потом вдруг наступило резкое ухудшение, и
художник скончался.
– Вы не предъявляли претензий Боярскому? – поинтересовалась
я.
Ирина Глебовна отложила платочек – Конечно, нет. Профессор с
самого начала предупредил нас, что метод полуэкспериментальный, на людях
достаточно не опробованный, но мы находились в таком положении, когда человек
хватается за соломинку, чтобы спастись. И потом, подписали бумаги о том, что не
будем иметь никаких претензий в случае летального исхода. Поймите, Вениамин
Михайлович умирал, дни его были сочтены, но я бы никогда не простила себе, что
не использовала все возможности для его спасения. Понимаете?
Я кивнула Естественно, понимаю Слава богу, в нашей семье все
здоровы, но, случись несчастье, продали бы последнее, желая поставить на ноги
любимого человека – Вы не подскажете мне телефон Мананы?
– С удовольствием, а зачем он вам? – полюбопытствовала Ирина
Глебовна – Да бабушка у меня в тяжелом состоянии, – лихо соврала я, – может, в
лаборатории у Боярского ей помогут.
– Так я могу соединить вас с профессором – Ирина Глебовна
мигом проявила ненужную активность.
– Понимаете, – я принялась изо всех сил выкручиваться, – у
вас в доме был больной мужчина, мне хочется поговорить с теми, кто выхаживал
женщину. Все-таки есть определенные нюансы.. Но, если вам сложно или отчего-то
не с руки давать телефон Мананы – Что за глупости! – сердито воскликнула Ирина
Глебовна и схватила лежащую на столе трубку. – Мананочка? Здравствуй, детка. У
меня сейчас в гостях очень милая девочка, Виолочка, у нее тяжело больна любимая
бабушка.
Я терпеливо ждала, пока вдова Листова завершит разговор
Наконец Ирина Глебовна положила трубку и сказала:
– У Мананы дома ремонт, она предлагает, чтобы вы подъехали
вот по этому адресу, зайдете в кафе «Ромашка». А Мананочка выйдет со службы и
подскочит к вам. Мобильный имеете? Тогда позвоните ей, когда доберетесь до
«Ромашки». У Мананы на службе сложная пропускная система, ей легче выйти, чем
вам войти. Можете отправляться прямо сейчас, она ждет.
Я уставилась на бумажку. Название улицы показалось знакомым.
– Если не секрет, где работает Манана?
– Какие же тут могут быть тайны, – усмехнулась Ирина
Глебовна, – Мананочка кандидат исторических наук, она заведует отделом в архиве
«Подлинные документы»
Глава 24
Обратный путь до бумагохранилища я проделала почти бегом и
потратила около получаса, отыскивая кафе «Ромашка». Наконец, потерпев полное
фиаско, я набрала телефон Мананы – Извините, но я никак не пойму, где же эта
чертова «Ромашка».
Из трубки послышался смешок:
– Вы сейчас где?
– У входа в архив.
– Бегу.
Спустя десять минут из здания вынырнула молодая, слишком
полная, черноволосая, темноглазая женщина.
– Виола? – спросила она, задыхаясь.
– Да, здравствуйте.
Манана ткнула пальцем в соседний дом:
– Вот кафе.
– Но где же вывеска?
– В окошке.
