Мои руки методично рылись в бумагах Время шло, нет, бежало,
а я все никак не могла понять, что же нашел тут Игорь? Внезапно перед глазами
мелькнула знакомая фамилия, я уставилась на очередной лист. "Список
умерших в бараке "А" восемнадцатого апреля 1945 года. Антипенко
Дмитрий, 1912 г , Алехин Семен, 1918 г.. Боярский Валерий, 1917 г., Боярский
Кирилл, 1917 г ". Я еще раз перечитала строчки. Однако странно. Из рассказа
Инги Горской, подруги Любы, вытекало, что Кирилл был советским солдатом,
который освобождал Горнгольц Он увидел в бачке с грязным бельем чудом уцелевшую
девушку-польку Анну-Марию Зайцевскую, доставил ее в больницу, потом пришла
любовь… Очень романтическая история. Но вот странность: Боярский Кирилл внесен
в список умерших восемнадцатого апреля. Горнгольц освободили девятнадцатого,
именно поэтому письмо Гюнтера с фотографией Бригитты и осталось неотправленным,
наверное, почту увозили из местечка не каждый день. Может, однофамилец?
Боярский! Не настолько уж редкое сочетание Кирилл Боярский… Но в списке есть
еще и Валерий, а поверить в существование двух пар близнецов с одинаковыми
именами, к тому же оказавшихся почти одновременно в Горнгольце, мне мешает
простая логика.
Я машинально перевернула листок и наткнулась на строчку:
«Анна-Мария Зайцевская, 1929 год». Ну надо же!
Чувствуя, что разгадка где-то рядом, я лихорадочно рылась в
последнем ящике. На глаза попался конверт с фотографиями. Через секунду стало
понятно, что это личный архив полковника Фридриха Виттенхофа. Записная книжка,
какие-то блокноты, рисунки. Нашлось и фото. Совсем юная девушка, одетая в
легкое летнее платье, сидит, прислонившись к толстой березе, за ее спиной стоит
высокий, кряжистый мужчина в слегка мешковатом костюме. Отчего-то сразу стало
понятно, что этот человек не привык носить пиджак…
В голове вихрем пронеслись воспоминания. Вот я, под видом
Вики Виноградовой, проникаю в дом к Марии Григорьевне. Меня радушно проводят в
гостиную, поят чаем, беседуют… На стене висит очень много фотографий, и одна из
них копия той, что я держу сейчас в руках!
В ту же секунду в мозгах вспыхнул свет, и я поняла абсолютно
все.
В половине одиннадцатого я выпала из архива на улицу и пошла
домой, отчаянно зевая. Каким образом Бригитта Виттенхоф превратилась в Марию
Григорьевну? Что случилось с ее отцом-полковником? И кто такие Валерий и Кирилл
Боярские? Как парни оказались в Горнгольце? Каковы их настоящие фамилии? Зачем
им потребовалось прикидываться другими людьми?
В метро я села на скамеечку и вытащила из сумочки фотографию
Бригитты. Конечно, не слишком хорошо красть архивные документы, но мне надо
удостовериться, правда ли эта девушка дочь Фридриха Виттенхофа? Гюнтер упоминал
в письме ее имя, но меня все же одолевают смутные сомнения. На снимке,
вложенном в конверт Понтера, запечатлены девушки лет восемнадцати, с длинными
белокурыми волосами, а на фото «с березкой» улыбается почти девочка, коротко
стриженная, похожая на мальчика… Вдруг я все придумала? Немцы, несмотря на
хваленую аккуратность и педантичность, могли допустить ошибку. Вписали
Зайцевскую в список мертвых, а она жива! И на фото, которое я держу сейчас в
руках, запечатлена юная полька, а не кровожадный немецкий подросток. Да и
мужчина в костюме, словно снятом с чужого плеча, больше похож на полуграмотного
крестьянина, чем на полковника, образованного человека, ищущего средство от
рака… Вон как нелепо сидит на дядьке костюм, лицо у мужика грубое, словно
топором высеченное, лоб низкий, глаза маленькие, прищуренные, уши оттопыренные…
Был только один способ узнать, кто запечатлен на снимке.
Карточку надо показать кому-нибудь из заключенных Горн-гольца, оставшихся в
живых, только где их найти?
– Здрассти, – раздалось за моей спиной. Я обернулась.
Невысокая женщина лет пятидесяти с самой приветливой улыбкой повторила:
– Здрассти!
– Добрый день, мы знакомы? Что-то не припоминаю. Тетка
заулыбалась еще шире.
– Вас вчера по телику показывали!
– Да? – удивилась я. – Неужели передача уже вышла?
– Ага, – кивнула женщина, – вчера, ну умора прям! Как вы
брюки потеряли! Здорово! Теперь вот вся страна знает!
Выкрикнув последнюю фразу, она вскочила в поезд. Состав
закрыл двери и исчез в тоннеле. Я осталась сидеть на скамейке с раскрытым ртом.
Конечно, я очень хотела стать знаменитой, но нужна ли мне такая слава?
Домой я влетела около полудня и сразу наткнулась на Куприна,
который чистил щеткой брюки.
– Привет! – я радостно кинулась к нему.
Олег, даже не посмотрев на меня, молча ушел в ванную. В
полном недоумении я пошла за ним, но дверь оказалась плотно закрыта на
задвижку. Я поскреблась в створку.
– Эй, пусти меня!
Но супруг не отзывался, он включил на полную мощь душ и
упорно делал вид, что не слышит посторонних звуков. Разозлившись, я пнула дверь
ногой и пошла на кухню. Томочка стояла возле плиты, держа в руках большую
сковородку.
– Чего Олег такой злой? – поинтересовалась я, включая
чайник.
Томочка удивленно взглянула на меня.
– Ты почему дома не ночевала?
– Ну.., э.., я работала.
– И где же, интересно? – донеслось из коридора.
– В архиве.
– Ври да не завирайся, – сказал Семен, входя на кухню, – по
ночам все закрыто, народ в кроватках спит!
– Вот уж глупость! – всплеснула я руками. – Полно людей
бодрствует после полуночи: сотрудники «Скорой помощи», пожарные, хлебопеки…
– Но ты не ездишь на машине с красным крестом, не тушишь
огонь и не месишь тесто, – сердито ответил Семен.
Раздался скрип входной двери. Я ринулась в прихожую,
увидела, что она пуста, бросилась на лестничную клетку и услышала шуршание.
Лифт, закрыв дверцы, понесся вниз.
В самом ужасном настроении духа я вернулась домой и легла на
кровать. Естественно, мы с Олегом и раньше ругались и спорили, один раз даже
чуть не подрались. Дело было в посудном магазине, мы решили купить чайный
сервиз, и Олегу, как на грех, понравился жуткий перламутровый монстр,
украшенный картинами из жизни графов и графинь. Я дошла до неистовства,
объясняя муженьку, что подобную красотищу поставить на стол стыдно. Олег же
упорно твердил:
– Очень красивый, я всегда хотел такой.
В результате, поняв, что Куприн все равно купит произведение
неизвестных ремесленников, я изо всей силы пнула супруга, а он схватил меня за
локти, посадил на стул и прошипел:
– Не позорься!
