Книга Красно-коричневый, страница 177. Автор книги Александр Проханов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Красно-коричневый»

Cтраница 177

Хлопьянов еще мгновение чувствовал ужас и необратимость случившегося. Но потом словно кто-то положил ему на лоб раскаленную ладонь, и уже не было ужаса. Душная, похожая на ликование сила, хлынула в него, и он, освободившись от бремени разумения, раскрыл рот и выдохнул бессловесное: «А-а-а!». Побежал вместе с толпой, стал ею, стал потоком и водопадом.

Он бежал вниз по спуску, среди топота, шарканья, тяжелого дыхания. Головной отряд колонны звякнул, ударил в жестяные щиты. Так ломом срывают навесной замок. Заслоны солдат раскупорились, смятые солдаты побросали щиты, прижались к стенам домов, а мимо них, огрызаясь, харкая, рыча, проносилась толпа, вливалась в Садовую, приближалась к Парку Культуры.

Хлопьянов бежал, глядя под ноги, видя вокруг топающие башмаки, сапоги, женские туфли. На липком асфальте мелькнула растоптанная газета, раздавленная пивная банка, металлический дырчатый щит. С моментальной яростью и свирепостью Хлопьянов ударил в него на бегу ногой.

Впереди, у Крымского моста, преградив проезжую часть, теснились солдаты. Хлопьянов в беге догнал головной ударный клин колонны. Пристроился за ведущим, здоровенным мужчиной в телогрейке. Бежал, хватая ртом холодный ветер близкой реки, видел, как уменьшается расстояние до светлых щитов, до серебристых конструкций моста. Рядом, двигая локтями, оскалясь, вздувая на шее синие жилы, бежали люди, торопились добежать и ударить. Сзади, с ровным ревом, затопив русло Садовой, катила толпа. Тянулась к светлым, дрожащим щитам, за которыми прятались и трепетали солдаты.

Хлопьянов увидел, как из-за щитов полетели вверх темные косматые комочки. Навешивали в воздухе белесые кудрявые дуги. Падали на асфальт, под ноги бегущих. Подскакивали, лопались, выбрасывали шматки серого дыма. Дым сливался в завесу, колыхался. Бегущий рядом мужик закашлялся, захрипел, загородил глаза локтем и слепо, косо зашатался, заплевал, отмахиваясь от едкого дыма, продолжая бежать. Хлопьянов почувствовал, как в горло ворвалась ядовитая струя, обожгла слизистые оболочки, и он, захлебнувшись, стал выталкивать ее кашлем и хрипом. Глаза заволокло слезами, и он вслепую бежал, плевался и кашлял, стараясь побыстрее промчаться сквозь мутную завесу газа. Добраться до тех, кто пускал навесом эти газовые гранаты, разорвать их, обрызгать своей отравленной слюной и слизью, вбить их в асфальт ударами ног.

Щиты были близко, перекрывали улицу сплошным, внахлест, панцирем. Хлопьянов с разбега, в прыжке, ударил ногой близкую металлическую пластину, вкладывая в удар всю ярость, силу, стремление бега, таранный напор набегавшей сзади толпы. Цепь, словно сделанная из фольги, распадалась, дырявилась. Хлопьянов проскочил в пустое, освободившееся от щита пространство. В перевороте, другой ногой нанес удар в близкого солдата, в его выпуклую, под бронежилетом грудь, выше груди, в тонкое хрупкое горло, успев услышать его стон и всхлип, не разглядев молодое запрокинутое лицо.

Рядом хрустели, падали, взлетали над головами щиты и дубины. Люди схватывались, сцеплялись, а их несло вдоль моста страшным давлением набегавшей толпы. Мгновенные скоротечные схватки, хряст кулаков, мордобой, стесанное дубиной лицо, красный пузырь на губах, налитый кровью, ослепший глаз, удар пудового черного кулака, оскаленные в крике зубы, те же зубы, выплюнутые с кровью в ладонь, мат, бабий вой, удар заостренного локтя в живот, падающая с головы зеленая каска, бритая с оттопыренными ушами солдатская голова, по которой лупит обломок доски. И все это катится, воет, отступает вдоль моста, мимо клепаных балок, стальных, уходящих в небо струн. Летят в блестящую реку два щита, солнечный простор реки, набережная в осенних деревьях с каруселями и колесами аттракционов, и в блестящую воду, крича, перевертываясь, как тряпичные куклы, летят два солдата, два белых всплеска внизу, и некогда разглядеть, а надо бежать, догнать убегающего солдата, ударить его в тощую спину, и дальше, туда, где отъезжает, истошно воя, играя мигалкой, милицейская машина, и солдаты без щитов и касок прижались к ограде моста, а мимо них, вскипая, как черное смородинное варенье, валит толпа, несет в своем густом вареве чешуйки отобранных у солдат щитов, уцелевшие в беге транспаранты и флаги.

Они сбежали с Крымского моста. Хлопьянов, не испытывая усталости, глотал ртом холодный воздух, а вместе с воздухом витавшую в толпе горячую плазму. Бежал, поглощая эту горючую смесь, питал ею свои мышцы, волю, счастливую освобожденную душу. Не было осторожности, робости, изнуряющих сомнений, подневольной зависимости. Была свобода, раскрепощение всех чувств, вольный бег по Москве с такими же, как и он, освобожденными, вольными людьми, сметающими врага, ликующими и бесстрашными.

Мелькнула эстакада с отдаленной разноцветной златоглавой церковью. Пробежали белые ампирные провиантские склады. Массивный брусок здания ТАСС. Люди на бегу подбирали камни, обломки асфальта, хватали брошенные доски, разбирали ограждения, вооружались арматурой и трубами. Толпа неслась, как одно огромное существо, колыхалась, вздрагивала, звякала железом, вдыхала и выдыхала. У нее были одни огромные, обожженные газом легкие, одни залитые слизью глаза, одно сиплое дыхание, ухающее отечное сердце, единая ненависть, страсть и свобода.

Хлопьянов увидел – у тротуара стояли крытые брезентом армейские грузовики. К ним через Садовую бежало несколько солдат со щитами. Наперерез из толпы кинулось несколько демонстрантов. Приближались к грузовику, кто скорей. Одна машина, выбрасывая дым, стала медленно отъезжать. На нее с разных сторон стали впрыгивать солдаты. Щиты попадали на асфальт. На приступке, у кабины водителя, сцепились солдат в шинели и демонстрант в синей куртке, били друг друга. Солдат упал на асфальт затылком, вяло шевелился, пытаясь подняться. Демонстрант в синей куртке бил кулаком в глубь кабины. Тяжелый грузовик, теряя управление, стал выезжать на тротуар, наваливаться на фонарный столб. Демонстрант, попавший между столбом и кабиной, был сплющен, обмяк и замер. Хлопьянов, пробегая, разглядел его раздавленную, со смещенным черепом голову, одинокий, среди красного месива, изумленно выпученный глаз.

Они миновали Зубовскую площадь. Слева, в удаляющемся прогале, померещилась в осенней желтизне розовая колокольня Новодевичьего, справа – зеленые фасады Кропоткинской. Все заволоклось черным колыханьем голов, рыком и хрипом. Бегущий рядом мужчина стирал с лица красную жижу.

Толпа расслаивалась на бегу, разделялась на крепких, скорых, неистовых, возглавлявших бег, и на слабых, медлительных, отставших, еще только сбегавших с моста. Массив толпы не уменьшался, из окрестных дворов, подворотен, улиц выбегали новые люди, замешивались в толпу, вклеивались в кипящий вар. Голова колонны становилась все тверже, стремительней, обретала бронебойную силу сердечника. Хлопьянов чувствовал себя частью этого стального острия, нацеленного на удар и прорыв.

У Смоленской их снова встретили цепи солдат. Закрыли горловину Садовой выпуклым металлическим строем. Толпа словно возрадовалась этой преграде. Узрела препятствие, которое надлежало продавить и разрушить. Прибавила бег.

Рядом, среди хрипа и топота, бежали мужики, подхватив на руки бревно. Казалось, не они несут бревно, а оно их, как всадников. Неошкуренное, с тупым торцом, с обломками суков, оно было стенобитным орудием, которое мчалось, подпрыгивало, нацеленное на преграду. Синеглазый чубатый парень надавливал на бревно, радостно орал:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация