Книга Красно-коричневый, страница 201. Автор книги Александр Проханов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Красно-коричневый»

Cтраница 201

Хлопьянов стоял, опустив ствол автомата, радуясь вестнику, и весть, которую тот принес, была о вечной любви и бессмертии, к которому все они были причислены.


Он пробирался по коридорам к центральному подъезду, где поджидало его пустое золоченое кресло и где пол был усеян острым льдистым стеклом и в разбитые окна дул солнечный ветер, приносивший с реки звонкие очереди. Он старался понять, что это было, кто промчался над ним в темном печальном зале, коснулся на бегу невесомой рукой, оставил на стене гаснущий отпечаток крыла. Видение пронеслось в его сумеречной утомленной душе, было подобно тому, что возникло на море, среди прыгающих серебряных рыбин, – сияющее диво озарило его и исчезло, оставив на море след солнца и ветра.

Он не мог объяснить, кто это был, не мог разглядеть лица. Только чувствовал исходящие от него добро и могущество, несказанные радость и свет.

С этим светом и радостью он шел на позицию. Не было в нем уныния, неверия. Бой, который ему предстоял, не был бессмысленным отчаянным боем обезумевших обреченных людей, но сражением непобедимых свободных воинов, черпающих свою непобедимость от высших, не подверженных смерти сил. Так думал Хлопьянов, неся на плечах автомат, чувствуя плечом натяжение ремня и горячее прикосновение промчавшегося дива.

Радость и силу, которые он испытывал, ему хотелось передать товарищам. Не словом, а прикосновением, чтобы и они обрели неколебимость и свет.

Навстречу ему шел депутат. Хлопьянов не помнил его имени, прежде почти не замечал его. Депутат был небрит, лицо опухло от бессонницы, одежда измята и скомкана. Он шагал, стараясь побыстрее миновать оконные проемы, сквозь которые могла влететь пуля снайпера. Бегал по сторонам затравленным взором. Хлопьянов шагнул к нему, поздоровался, пожал руку, через рукопожатие переливая в его холодные скрюченные пальцы свой свет и радость. Депутат удивленно смотрел ему вслед, а Хлопьянов удалялся, поделившись с ним своим бессмертием.

В другом коридоре он повстречался с буфетчицей, которая несла на подносе гору бутербродов, видимо, для тех, кто сидел в полутемном зале. Немолодая усталая женщина в заляпанном белом халате была из тех работниц Дома Советов, кто остался в нем и после осады, продолжал трудиться под пулями. Хлопьянов еще издали улыбнулся ей. Проходя, кивнул, поддержал колыхнувшийся поднос, незаметно коснулся женской руки. Получил ответную усталую улыбку, кивок седеющей головы. Знал, теперь и женщина наделена бессмертием, и в нее, от руки к руке, пролился чудный свет.

На лестничной клетке он нагнал раненого. Парень в бушлате, с забинтованной ногой прыгал вверх по ступенькам, опираясь на палку. Хватался за поручни, отдыхал. Каждый прыжок причинял ему боль. Останавливаясь, он отирал ладонью бледный липкий лоб, жалобно оглядывался. Хлопьянов поддержал его под локоть, помог взойти на следующий этаж. Парень благодарил его, виновато охал, поковылял по коридору вдоль стенки. И Хлопьянов знал, что поделился с парнем своей силой и светом, и страдания его будут остановлены, и вера его не покинет.

Он столкнулся в коридоре с юношей, с которым совсем недавно расстался у брезентовых носилок, в которых лежала его подруга, и они целовались, что-то жарко друг другу нашептывали. Теперь юноша пробегал мимо, его волосы колыхались на плечах. Он держал автомат, и Хлопьянов заметил, что шейка приклада была обмотана красной шелковой ленточкой.

– Я опять был у нее, – он радостно, как к близкому человеку, обратился к Хлопьянову. – Кровь не течет. Она уснула. Врач меня успокоил. А это, – он поймал взгляд Хлопьянова, – ленточка из ее волос.

Хлопьянов, радуясь встрече, снова подумал, что юноша похож на средневекового рыцаря, повязавшего на древко оружия бант своей прекрасной дамы.

– Они попытались сунуться со стороны стадиона! Сначала из бэтээров долбили, а потом пехота пошла! Мы их отсекли! – юноша шагал рядом с Хлопьяновым, качал автоматом, и ленточка струилась. – Боеприпасы кончаются! На одиночные выставил! – и он сокрушенно тряхнул кудрями.

Хлопьянов радовался возможности прошагать с ним рядом малый отрезок коридора – еще одну крохотную часть своего жизненного маршрута. Малиновая истоптанная дорожка под ногами. Окно, за которым клубится медленный сизый дым. Сквозняк, лизнувший щеку сквозь пулевую пробоину в стекле. Юноша с развеянными волосами шагает рядом с ним, несет на автомате бант своей «дамы сердца».

– Наверху пожар! Все горит! Пекло! Ветер утягивает пламя ввысь, и мы здесь его не чувствуем! Хлопьянов остро пережил, зафиксировал в мыслях этот исчезающе-малый кристаллик жизни

– он идет по коридору, по истоптанному ковру, этажом выше бушует пожар, красный ком пламени взмывает в московское небо, падают, как головни, обгорелые балки, выше пожара, сквозь бледную синь, реют светила и звезды, и он проходит под ними, держа автомат.

– Ну, я пошел, – сказал юноша, когда они достигли перекрестка, где коридор раздваивался, вел в два разных крыла дома, к двум разным рубежам обороны. – Еще увидимся!

Хлопьянов, расставаясь с ним, коснулся его руки. Наделил своим светом. Поделился невидимым миру богатством.

Хлопьянов уходил по коридору в неосвещенную темень, торопясь туда, где ждали его товарищи, чтобы тронуть невзначай обожженную руку Красного генерала, измызганную куртку Морпе-ха, черный бушлат приднестровца. Перелить в них свою силу, передать полученный свыше дар.

Он услышал, как с оглушительным хрустом и воем ударило вблизи. Стены качнулись, пол пошел вниз, как резиновый, и вернулся обратно. Секунду он находился среди треска, железного скрежета, который удалялся, откатывался волной по лестницам и коридорам.

Очнувшись, он кинулся назад, к развилке, у которой расстался с юношей. Добежал до перекрестка, нырнул в коридор, откуда валила теплая непроглядная пыль. Задыхаясь в ней, глотая едкую пудру известки, цемента, сернистой копоти, добрел и остановился у рваного пролома в стене. Снаружи в дыру втягивался свистящий ветер. Завихрялся в обугленном, пробитом снарядом проломе. Кромки пролома вяло горели. Среди сора и пепла валялся обломок приклада с красной повязанной ленточкой.

Хлопьянов стоял, потрясенный. Танковый удар, убивший юношу, был направлен на светоносное диво, рассчитан на умертвление чуда. Испепеленный юноша попал под этот удар, нанесенный из преисподней.

Хлопьянов брел по коридору, вдыхая ядовитый газ. Держал расщепленный, перевязанный лентой приклад.


Он сидел за колонной в своем золоченом кресле, упрямо и несдвигаемо, как земная ось, вокруг которой с разными скоростями, под разными углами вращается растерзанный громыхающий мир, бессмысленный в своем хаотическом кружении, обретающий смысл только в его угрюмом разуме, сквозь который проходит ось мира.

Все окна были разбиты. В пустые проломы виднелась набережная, по которой подъезжали и разворачивались в сторону Дома зеленые бэтээры. Из них высыпал десант, скапливался за парапетом, готовясь к атаке. Сверху, мимо окон, сыпался горячий пепел, обрывки дымящейся ткани, искрящиеся головни – мусор огромного, бушевавшего на верхних этажах пожара. Танки больше не стреляли. Их приплюснутые жабьи тела виднелись на мосту и на другой стороне реки под деревьями.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация