Книга Красно-коричневый, страница 53. Автор книги Александр Проханов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Красно-коричневый»

Cтраница 53

Хлопьянов зло засмеялся. Почувствовал, как в смехе рот его раздвинулся в длинном оскале. Усилием воли остановил этот смех. Оглянулся на близкие сосны, где по желтому стволу бежала вверх белка, била хвостом и цокала.

Вельможа угрюмо молчал, и было неясно, сострадает ли он Хлопьянову, или осуждает его.

– Если я никому не нужен, буду действовать сам!.. Соберу пяток сослуживцев, которые еще не сломались!.. Выйдем на маршрут, на Рублевку!.. Замочим, когда он в Кремль из Барвихи!.. Кумулятивную гранату поймает!.. Кто-то должен за Родину заступиться!..

Он смотрел на свои сжатые кулаки с побелевшими костяшками, словно видел в них лакированное цевье снайперской винтовки. Ее синий, в радужной пленке ствол скользил по проспекту, где несся длинный, черный, как хищная оса, лимузин, и в этот налетающий вихрь, в зеркальное лобовое стекло летела его точная пуля.

– Ненавижу! – сказал Хлопьянов. – Перед смертью его замочу!

Вельможа не перебивая слушал, окаменев. Сквозь каменный лоб и мохнатые, словно северный мох на граните, смотрели на Хлопьянова маленькие, как синяя вода в лунке, изучающие глаза. Вздохнул, приподнял на животе и груди тяжелые пласты, опустил на плечо Хлопьянова огромную лапу. И она неожиданно оказалась мягкой, теплой, нежной.

– Давай-ка прогуляемся, – сказал Вельможа, оглядывая потолки и стены веранды, где среди темных суков и трещин могли притаиться невидимые микрофоны. – Пойдем по тропинке пройдемся.

Они шли по коричневой дорожке, усыпанной стеклянными иглами, среди прямых золотистых стволов. В высоких вершинах тихо скользили лучи, мелькали белки и птицы, падала темная шишка.

– Не надо никого мочить и тем более самому погибать, – говорил Вельможа, ступая толстенными ногами по тропке. – Нам не погибнуть, выстоять надо! Каждая светлая голова и крепкая рука нам пригодятся. Не завтра, а уже сегодня.

Хлопьянов настороженно внимал. Вельможа всегда говорил о насущном, реальном, связанном с интересами многих людей, среди которых не было пустомель, бездельников, а только те, кто умел, знал, страстно желал.

– Не надо никого мочить, – продолжал Вельможа. – Они сами уйдут. Уже уходят, а на их место приходят другие. Мы приходим!

Вельможа шагал по тропке, и казалось, тропка пружинит, прогибается под его тяжестью. Хлопьянов старался угадать его мысль, прочитать его замысел, разглядеть в этом замысле свою роль и задачу.

– Я действую осторожно, невидимо. Чтобы не спугнуть! А то они всем своим картавым граем закаркают и заклюют. Пусть себе долбят свою сладкую кость! А тем временем осторожно, за их спиной свое дело делаю. Там нашего человека приведу, на важное место его посажу. Там другого. Не на первые роли, – на третьи! Он какой-нибудь документик подправит, какую-нибудь бумагу составит. Сначала маленькую, потом побольше. Глядишь, из незаметного клерка политиком стал. Отдел возглавил, в префектуру вошел. Они ведь, эти каркающие, дело делать не умеют. Им бы вертеться перед телекамерой, на разных презентациях, в разные лакомые поездки ездить! А как заводом управлять или электростанцию построить, как организовать мероприятие, как заставить людей работать, – это они не умеют. Это они нам, черной кости, поручают. И спасибо! И ладно! Мы черновой работы не боимся. Мы всю жизнь в черновой работе!

На лице Вельможи появилась улыбка, похожая на трещину в камне. Хлопьянов, не привыкший видеть улыбку на его суровом лице, понимал, что Вельможа доверяет ему самое глубинное, сокровенное.

– Очень много людей, способных, замечательных. Все тянутся ко мне, все на учете. В партии, кто занимал видные места, в обкомах, в парткомах заводов, все – в деле! В администрации, в аппарате, на руководящих ролях. Армия, сам знаешь, – все новые генералы «афганцы». Со всеми встречался в Кабуле, тогда они командовали полками, сейчас – дивизиями, армиями. Все приходят ко мне! Комитетчики, разведка, – все наши. Кто по-прежнему в органах, в штате, кто в банках, товариществах, в корпорациях. У них капитал, связи, контроль над рынком. Комсомольские работники, – одни в коммерции, другие в МИДе, третьи в Министерстве культуры. Все старые товарищи, с полуслова понимаем друг друга! И все это связывается общей нитью, сводится в точку. В один прекрасный момент просыпаемся, и власть наша! А те вороны, что сладкую кость долбят, прокаркали власть! Не у них экономика, армия, банки. Они не нужны, отпали!

Вельможа потирал ладони. Они были как два огромных наждака, шуршали, скрипели, почти искрили. Хлопьянов восхищался Вельможей, обожал его. Изумлялся, как раньше к нему не пришел, предпочитая кружить по шумным политическим торжищам, бездейственным и ненужным.

– Новый курс, – он подготовлен! – продолжал Вельможа. – Возьмем власть, без крика, без выстрела, даже без выборов! Везде наши люди – в Москве, в регионах, в Беларуси, в Казахстане, в Армении. Опять создадим государство! И без митингов, без раздирания глоток! Обратимся к народу, к его коренным представителям. Родина! Справедливость! Восстановим заводы, укрепим границы, создадим могучую армию. Вернем народу веру! Он будет работать во имя великой страны, во имя будущего. Не надо торопиться, только терпение. Я тебя знаю и верю. Пойдешь работать ко мне. Подписан указ, – я стал вице-премьером. Ответственный участок – Кавказ, ингуши, осетины, чеченцы. Мы их должны примирить, и сделаем это не силой, а экономикой и идеей нашего советского братства. Я завтра уеду, туда, на Кавказ. Через неделю вернусь. Мы опять повидаемся. Я тебя возьму на работу. Мы с тобой поработаем. Не хуже, чем в Кабуле! Не хуже, чем в Карабахе!

Вельможа опять положил на плечо Хлопьянова свою огромную лапу, словно заслонял его от опасностей и тревог.


Далеко, сквозь сосны, в открытые ворота дачи, въезжали автомобили. Осторожно разворачивались на лужайке, – джипы, мерседесы, «вольво». Вельможа, увлекая за собой Хлопьянова, шел им навстречу.

Пожимали друг другу руки, обнимались. Вельможа знакомил с гостями Хлопьянова, представляя его как старого боевого товарища.

Здесь был известный, уже немолодой писатель, выпускавшие толстые советские романы, лауреат и герой, на которого, едва начались перемены, обрушились нападки. Его обвиняли в бесталанности, в раболепном служении режиму, в подавлении литературных свобод. Он бесследно исчез с телеэкранов и с газетных полос, его место заняли другие, какая-то ядовитая и говорливая мелюзга, выступавшая по всякому поводу, кусающая налево и направо. Писатель был грузен, с болезненным грубым лицом, напоминавшим ком сырой глины, из которой было вылеплено выражение непроходящей обиды. Вельможа приобнял его:

– Веселей, дружище! Наше солнышко еще взойдет!

Здесь был известный на всю страну оборонщик, опекавший оружейные заводы, ракетные программы. Исчезнувший и затихший, как только демократические миротворцы устроили охоту на «соловьев генерального штаба», стали пилить и взрывать ракеты, уступать противнику театры военных действий. После неудачного августа о нем вообще не говорили и многие считали его умершим. Но вдруг он появился в новой роли банкира, покровителя искусств, созидателя храмов. Приоткрыв лакированную дверцу «вольво», ступив на лужайку лакированной остроносой туфлей, он белозубо улыбался Вельможе, и его свежее загорелое лицо сияло благополучием и успехом.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация