Коробейников испытал ужас. Его стремились убить. Не пулей, не ударом ножа, не щепоткой яда. Обладая дьявольскими знаниями, Саблин натравливал на него непомерную мегамашину государства, заложив координаты подлежащей уничтожению цели. И этой целью был он, Коробейников. Громадное здание Лубянки двинулось с места, как гигантский комбайн, грохоча мотовилом, лязгая цепями, продавливая тяжестью землю. Пошло на него, неотвратимо приближаясь, преследуя по пятам, настигая вращающимися лопастями. Саблин желал его смерти. Нацелил гигантское, неодолимое оружие. И единственной возможностью уцелеть оставалось убийство Саблина. Он должен был умереть сейчас, немедленно, где бы ни находился. Умереть не от выстрела - у Коробейникова не было пистолета. Не от яда - не было заветной ампулы. Не от встречного движения могучего комбайна - Коробейников не знал устройства мегамашины, не ведал, где расположены ее рули и штурвалы, электронный мозг и вечный двигатель. Смерть Саблина должна последовать от удара его, Коробейникова, воли. От разящей ненависти, страстного нежелания умереть, спасти домашний очаг, беззащитных детей, обреченную на гибель жену. И, перечитывая аккуратные, округло выведенные строки, через эти строки соприкасаясь с Саблиным, Коробейников послал ему истребляющий удар. Смертоносный импульс ненависти, который должен был отыскать Саблина в этом заснеженном городе, проникнуть в голову и взорваться, как кумулятивная фаната.
- Все это вздор, клевета, - произнес Коробейников, не глядя на Миронова, сжимая листки, продолжая посылать свои истребляющие удары.
- Нет сомнения, что это оговор. Мне даже понятны причины этого оговора. Но чтобы оставаться профессионалами, мы все-таки направили запросы в особые отделы тех гарнизонов, которые вы посетили. И конечно же не нашли никаких фактов, подтверждающих обвинения Саблина. Мы связались с нашим уполномоченным по Смоленской области, и он сообщил, что священник Русанов живет абсолютно замкнуто, общается с соседским священником, отцом Филиппом, который состоит на учете в туберкулезном диспансере. Недавно получил от церковного начальства нарекание за участившиеся случаи пьянства. Что касается художников-фольклористов, то ими должны заниматься психиатры, а не органы безопасности. - Миронов был доброжелателен, ничем не напоминал беспощадных чекистов прошлого, заседавших в «тройках», выбивавших из арестантов признания, верящих любому навету. - И все же, Михаил Владимирович, чтобы закончить с этим, необходимо соблюсти некоторые формальности. Я дам вам листок бумаги. Вы напишете, что познакомились с заявлением Саблина, отвергаете обвинения. И, если можно, дайте Саблину психологическую и моральную характеристику. Вам, писателю, он понятней, чем многим из нас.
Миронов протянул ему чистые листки бумаги, авторучку. Вышел из-за стола. Встал к окну, спиной к Коробейникову, чтобы не мешать. Смотрел наружу, где белая, с невидимым водоворотом машин, рокотала площадь Дзержинского.
Коробейников стал заполнять листки, опровергая навет, рассказывая, в каких отношениях он находится с отцом Львом, с художником Коком, с покойным архитектором Шмелевым. С какой целью посещал военные гарнизоны, навещал отдаленный приход в селе Тесово. Дал описание своего знакомства с Саблиным. Нарисовал его психологический портрет, мировоззрение. Определил его характер, противоречия, стараясь придать описанию беспристрастный характер, дабы портрет Саблина не выглядел как обличение. Ибо листок заполнялся в кабинете КГБ и мог рассматриваться как обвинение. Но при этом не переставал посылать своему недругу и убийце разящие молнии. Так электрический скат, накопив в плавниках смертоносный заряд, парализует, испепеляет врага.
- Я закончил, - сказал Коробейников, откладывая листки.
Миронов их бережно принял, внимательно прочитал, кивая головой, соглашаясь с прочитанным. Положил листки в тонкую папочку вместе с заявлением Саблина.
- Вот и все. Делу конец. Тем более что заявитель Рудольф Саблин прибыл вчера из Роттердама в дубовом гробу.
- Как? - переспросил Коробейников.
- Умер во время командировки в Голландию.
- Убили?
- Вскрыл себе вены в ванной, как Сенека.
Коробейников пережил потрясение. Смерть Саблина выглядела как осуществленное Коробейниковым убийство. Разряды ненависти, электрические удары возмездия, разрывные пули самозащиты, которые он посылал Саблину, достигли цели и умертвили его. Не важно, что удары посылались только что, а смерть наступила несколько дней назад. Не существовало целостного пространства и времени. Его ненавидящая воля не подчинялась законам бытия, стала причиной убийства. И возникло двойственное чувство вины и освобождения, злорадства и раскаяния, магической мощи и неотмолимого смертного греха.
- Повторяю, он был незаурядным человеком. В его судьбе было несколько трагических переломов, и некому было их срастить. Но теперь, как говорится, дело закрыто. - Миронов убрал папку в стол. Пересел за маленький столик к Коробейникову, давая понять, что официальная часть встречи закончена, и весь последующий разговор не будет иметь к ней никакого отношения.
- Давно не виделись, Михаил Владимирович. Кружок нашего Марка, где мы имели возможность встречаться, распался. Сами знаете, его домашняя обстановка не располагает к встречам. Стремжинский, который был в какой-то степени связующим звеном между нами, ушел с работы и некоторое время не будет в состоянии служить связующим звеном. А общаться надо, обмен взглядами способствует творчеству, обогащает.
- Скажите, почему удалили Стремжинского? - Коробейников остывал после известия о смерти Саблина, которое подействовало на него как отдача тяжелой винтовки. - В газете теряются в догадках. Сам он тоже ничего не знает. Гуляют самые нелепые версии.
- Видите ли, - задумчиво произнес Миронов, стараясь не ошибиться в подборе слов и интонаций. - Стремжинский по-своему гениальный человек. Его устранение временно. По истечении срока он вернется к газетному делу. В последнее время, это было заметно по его высказываниям, когда он являлся в «кружок», его мировоззрение претерпело весьма опасные изменения. Если вы помните, он резко критиковал КГБ, противопоставляя его партии. Позволял себе неблаговидные высказывания в адрес руководства нашего ведомства, в том числе и первого лица. Я, конечно, не могу всего знать, но мне кажется, это явилось причиной его временного устранения. Пусть остынет, осознает ошибку. Спустя некоторое время его опять привлекут, и он займет достойное место. - Миронов был вкрадчив. Его миловидное лицо выражало сомнение, а его рассуждения ничем не напоминали непререкаемое мнение ортодокса. Но Коробейников прихлынувшей к сердцу кровью, отяжелевшей головой, занывшими костями ощутил громадные перегрузки, какие бывают во время космических стартов, безымянную силу, исходившую от этого молодого подполковника. Тихий и вкрадчивый Миронов, смиренный слушатель неформальных дискуссий, ненавязчивый соглядатай разведки, управлял неформальным кружком Марка Солима. Извлекал из дискуссий загадочные эссенции. И когда происходил сбой в работе, возникал диссонанс в общении, Миронов устранял виновника сбоя. Это он устранил Стремжинского. Он вовлек Коробейникова в избранный круг, руководствуясь неведомой целью.
