Иногда мне мерещится, что меня могли бы создать, как вселенскую машину добра. Соединить во мне все упования на любовь и на благо. Все мифы и сказы, воспевающие красоту и блаженство. Все священные трактаты и тексты, сулящие людям бессмертие. Я выпускаю из себя крылатые семена. Они засевают далекий берег. И там, где они касаются пустынной земли, вырастают райские сады, возносятся дивные храмы, и счастливые бессмертные люди населяют чертог, из которого на лазурных водах виден Божий ковчег…
Начинаю выдвижение из базы в район учений. Мои топки жадно сжигают мазут, вращают турбину. Винты проворачивают тяжелые массы воды, медленно выводят меня на середину залива. Осторожно обхожу с кормы юркий торпедолов, посылающий с мостика колючие вспышки сигналов. С середины залива мне видны осенние, рыже-красные сопки, у подножий которых, слившись серым железом, стоят корабли. На сопках круглятся белые полусферы, где укрыты локаторы. Черные стрелки зенитных ракет прикрывают базу, готовые прянуть в дождливую муть горизонта.
От далекого пирса, от стального скопления похожих на ножи кораблей отделяется узкий корпус ракетного крейсера. На рейд выходит подводная лодка, вяло, сонно скользя, неся свое черное, змеиное, со связками мускулов тело. Застыла, гася движение среди белесых вод. Обмениваюсь с лодкой и крейсером кодами радиосвязи. Касаемся друг друга через пространство залива невесомыми лопастями радаров. Нам втроем идти в океан, в квадрат полигона, где уже поджидают мишени - изношенные траулеры, имитирующие авианосный «ордер» врага. В него полетят наши заряды. Его подымет на воздух сокрушающий тройной удар наших боеголовок. В него вонзится огненное копье, запущенное бомбардировщиком морской авиации, который на далеком береговом аэродроме, громадный, с хищно разведенными крыльями, заканчивает подготовку к полету, крепит под брюхо длинное тулово крылатой ракеты.
Осторожно, бережно ласкаю лодку ладонями радаров. Чувствую ее гладкое, мягкое тело, выпуклости на ее корпусе, ее обтекаемые совершенные формы. Испытываю к ней нежность. Обмениваюсь с ней воздушными поцелуями электромагнитных сигналов. Через несколько недель лодка уйдет в океан в автономное плавание, погрузится на месяцы, скроется среди подводных течений, между двух полюсов, выслеживая лодки врага, уклоняясь от самолетов разведки, от противолодочных кораблей неприятеля. И я буду хранить в моей железной дремотной памяти ее образ.
О нашем выдвижении оповещен неприятель с пролетающего спутника. В район учений устремляются самолеты-разведчики «Орионы». Туда же выдвигается разведывательный корабль «Локвуд». Не заходя в квадрат полигона, станет фотографировать взрывы, записывать частоты наших радиостанций, направлять информацию в далекие центры Америки. Увлекшись разведкой, «Локвуд» приблизится к морской границе, и тогда навстречу заспешат скоростные погранкорабли, отгоняя его в океан.
Мне важно знать обстановку на море в районе учений. Принимаю из Космоса фотографии океана с точками кораблей. Мои эхолоты мерят глубину под днищем, вычерчивая рельефы морского дна. На индикаторах кругового обзора вытачиваются зеленоватые контуры побережья.
Но среди укрытых систем оружия, артиллерийских батарей, сторожевых постов и дозоров мои антенны видят, как в тихих, роняющих листву лесах по мягкой земле ступает самка оленя и за ней на тоненьких ножках семенит олененок…
Я вычерчен по законам геометрии, рассчитан математическими методами. Надо мной трудились металлурги и химики, электронщики и баллистики. Я логичен, разумен. Соответствую наукам об электричестве и магнетизме, теориям игр и конфликтов. Надо мной трудились ученые и инженеры, дизайнеры и психологи. Я - средоточие знаний, освоенных человеческим разумом. Однако органы чувств, данные мне человеком - окуляры, прицелы, антенны под водой и на мачтах, - фиксируют загадочные, неоткрытые в мире законы, утраченные древние знания. Я существую среди таинственных неоткрытых материй, незафиксированных полей, необъяснимых явлений и тайн. Мои стальные борта едва уловимо трепещут, соприкасаясь с неведомой людям реальностью.
Однажды в Атлантике, ночью, я попал под дождь метеоритов, когда с неба летели бессчетные золотистые брызги, вспыхивали салюты, на палубу оседала небесная роса, состоящая из разноцветных частичек. Навстречу невесомому драгоценному ливню из океана выскакивали дельфины, рыбы, глазурованные киты. Стеклянно мерцали, стремились ввысь, словно слышали беззвучную, прилетевшую из Космоса весть. Хотели умчаться туда, откуда явилась когда-то жизнь. Желали вернуться на свою небесную родину.
В Индийском океане среди ночных безветренных вод возникло сияние. Лунный прозрачный столп напоминал ступавшего по волнам человека. Была видна его высокая голова, окруженная нимбом. Его полупрозрачное тело, охваченное свечением. Прозрачный великан шагал по океану, перемещал босые стопы, и было видно, как волнуется его лунный хитон, развеваются светлые кудри. Я направил на великана локатор, стремясь получить на экране его отражение. Но экран оставался пустым, исполин безмолвно удалялся по водам и скоро исчез.
В открытом море, вдали от всех берегов, ко мне прилетели бабочки. Огромное, белое, трепещущее облако приблизилось над морем, опустилось на мою влажную железную палубу, покрыв меня легкой шевелящейся шубой. Мои пушки и бомбометы, мои лебедки и краны, окуляры труб и прицелов, - словно бабочки, посланные чьей-то божественной волей, желали умягчить жестокие выступы моего железного корпуса, затмить глаза наводчиков и стрелков, закупорить своими хрупкими телами и крыльями жерла орудий. Матросы сметали бабочек швабрами, чистили залепленные стекла рубки, шагали по бабочкам, но безгласные существа, словно крохотные белые ангелы, парили, трепетали над палубой.
Огибая Китай вдоль далеких туманных гор, я почувствовал, что оказался во власти дремотных таинственных сил, выпивавших из моих машин и приборов, из турбин и моторов их неутомимую волю. То же и с людьми, - засыпали на ходу, забывали команды, обморочно бродили по палубе, будто к ним присосался невидимый огромный упырь, высасывая их соки и жизни. Ими овладел невидимый демон востока, погружал в помешательство, вдувал им в души отравленный дым.
Я не знаю, как завершу мою жизнь. Погибну в бою, среди ядерных грибов и разрывов, медленно погружаясь на океанское дно? Или состарюсь, буду пришвартован в отдаленной бухте, на кладбище кораблей, и меня станут пилить автогеном, выламывая из бортов стальные окорока, обнажая утомленные ребра? Но иногда, в неразумном прозрении, мне чудится другая страна, огромный, залитый огнями китайский город. Без ракет и орудий, расставшись навсегда с самолетами, я перестроен в плавучий дворец. Мои ангары, отсеки, помещения для турбин и для топок превращены в великолепные залы, украшены мрамором, алыми и золотыми драконами. В них танцуют, пьют вино и играют в карты. В адмиральской каюте, переделанной под пышную спальню, мужчина с восточным лицом возлежит на подушках, и девушка приближает к его губам свою обнаженную грудь…
