- Он передал мне выдержки из секретного доклада Римского клуба, посвященного возможностям реформировать советскую экономику по образцу западной. Назвал имена наших экономистов, политиков и технических экспертов, с кем бы они хотели иметь дело. Сказал, что в клубе существует понимание громадных трудностей, сопутствующих такой перестройке. Что она потребует своеобразного «Плана Маршалла» для России. Необходимо время, чтобы среди советской элиты сформировался слой, готовый начать перестройку.
- Если вам не трудно, подготовьте краткий отчет о поездке. Разумеется, в одном экземпляре, - сухо, с начальствующей интонацией произнес Марк и тут же изменил тон на дружественный, обволакивающе-комплиментарный. - И какова же была культурная программа на яхте? Я помню, там есть замечательный бар, выложенный мрамором из какого-то храма, принадлежащего крито-микенской культуре.
- Меня развлекали ночной рыбалкой с подсветкой моря. С палубы вывесили огромный аметистовый светильник, который озарял воду на большую глубину. На его лучи всплывали морские твари, огромные усатые рыбины, громадные жемчужные медузы. Мерещилось, вот-вот увижу зеленые волосы прекрасной наяды, ее голые блестящие плечи и обнаженную грудь. Я закинул удочку и вытащил небольшого розового осьминога. Он сорвался с крючка и упал на палубу, завивая кольцами свои щупальца. Матрос поднял его и ударил о палубу. До сих пор слышу этот хрустящий, сочный, хлюпающий звук, лишающий осьминога жизни.
Коробейников лишь догадывался, что из этой московской гостиной тянутся тайные нити в мир, где существуют неназванные Центры, безымянные клубы и общества, в которых заседают неведомые миру люди, чьи имена не значатся в списках президентов и премьер-министров, богатых банкиров и могущественных промышленников. Их власть над миром сильнее власти денег, разведок и армий. Зиждется на древнем неписаном договоре, передаваемом из поколения в поколение, из эпохи в эпоху, где действует магический ритуал, каббалистический символ, таинственная шпага, тихо шуршащая мантия. И все, кто собрался в этой уютной гостиной, узнают друг друга по тайному знаку, по тихому поклону, по скрещенным пальцам, по положению разъятых ступней. И он, Коробейников, введенный в этот круг, не должен ли так же, как Исаков, соединить стопы пятками и широко раздвинуть мыски? Или, как Заметин, сплести пальцы на левой руке в странное троеперстие, изображающее единство воздуха, воды и огня?
- Мы, конечно, люди простецкие. Охотимся не на осьминогов, а все больше на кабанов и лосей. Никакого там бара из родосского мрамора, а просто избушка бревенчатая, водочка охлажденная. Никаких там мидий или устриц, а сковородку на угли шмяк, кровь кабанью налил, лучок покрошил и ешь, пальчики облизывай, стаканчик успевай подымать. - Заметин, разыгрывая простака, крутил фарфоровой головкой без всяких признаков бороды, с яблочками румянца, голубыми, моргающими, как у китайского болванчика, глазками.
- Да, ведь вы же ездили с маршалом Гречко на лосиную охоту в Завидово, - подхватил Марк, обращая все свое внимание на Заметина и словно забывая о предыдущем собеседнике. - Ну что маршал, хорошо стреляет? Я слышал, у него стало катастрофически падать зрение? - Марк оглянулся на присутствующего здесь кремлевского медика Миазова, давая понять, откуда у него сведения о здоровье министра обороны.
- Стреляет в очках с двумя окулярами. А может, просто на звук. Егеря поставили его на первый номер, так что бык прямо на него вышел. Маршал в него из карабина три пули всадил. Подошел к лосю, открыл ему мертвый глаз и долго всматривался. «У лосей, - говорит, - человечьи глаза. И слез много». Сел в телегу, на которую тушу взвалили. «Чтобы греться», - прижался к лосю и грелся, пока в быке тепло оставалось. Егеря на дворе свежевали зверя, печень и сердце из него доставали, мы с маршалом на бильярде играли. В двойных окулярах, а шары кладет без промаха, как снайпер.
Заметин производил впечатление человека, использующего свои жизненные силы для какой-то одной, напряженной, всепоглощающей цели, так что этих витальных сил не хватало на пигмент глаз, волосяной покров, гемоглобин щек, а все они шли на поддержание мыслительной функции. Его простецкая манера держаться была маскировкой, под которой скрывалась точная, осторожная, проницательная натура, поднаторевшая в рискованных политических комбинациях, где неосторожный, шаг, неверный контакт, неправильно истолкованный намек стоил репутации, карьеры, а быть может, и жизни.
- А как вел себя на охоте адмирал Вудроф? - поинтересовался Марк.
- Мы уединились с ним в беседке и обсудили некоторые аспекты прекращения гонки вооружений. В переговорном процессе важна достоверность данных о числе ракет и боеголовок у каждого из противников. А эту достоверность может подтвердить только разведка. Экспертная группа, состоящая из разведчиков обеих сторон, будет гарантией честного ведения переговоров. Адмирал употребил важный термин - «конвергенция разведок». Как я его понял, клуб объединенных разведок мог бы явиться неформальным органом, под патронажем которого могли бы вестись переговоры о конвергенции политической. Там, где бессильны публичные политики и набившие оскомину идеологи, эффективно разведывательное сообщество.
- Это сверхважно, - взволнованно произнес Марк Солим. - Об этой встрече немедленно должен узнать Юрий Владимирович.
- Я уже направил Андропову запись разговора с Вудрофом.
Коробейников, не понимая всей сути услышанного, прозревал устройство невидимого механизма, когда неповоротливые, громадные массивы явлений - тяжеловесные армии, упрятанные в шахты ракеты, неуклюжая, ведущаяся из года в год пропаганда, сеющая недоверие и страх, - приводятся в движение негромко сказанным словом, тайной встречей, брошенным вскользь намеком. Слабые, умело приложенные силы поворачивают громадные колеса истории, сдвигают материки, перемещают границы. В этой уютной московской гостиной находится невидимый пульт, на который жмут бесшумные тихие пальцы. От этих осторожных нажатий корабль истории меняет курс на ничтожные доли градуса, приплывая в конце концов совсем в другой порт. Заметин, похожий на фарфорового болванчика, мог значить для истории больше, чем генералы ракетных войск, подводные лодки новейших проектов или локальный конфликт.
- Ну а что нам ждать от «лаборатории бессмертия»? - Марк Солим обратился к доктору Миазову, который спокойно рассматривал окружающих, словно перед ним собрались его пациенты.
- Мы открываем чудесное отделение клинической терапии, где все оборудование создано на отечественных электронно-космических заводах, - ответил доктор так, как если бы делал краткий научный отчет. - Старость чем-то напоминает выход в открытый Космос. Становятся ненужными прежние функции жизни. Возникает потребность в новых, доселе отсутствовавших. Геронтология - это наука о вечной жизни, где человек, по мере старения, меняет среду обитания. Мы создаем аппараты, где создается среда, способствующая бесконечному продлению жизни. Только что установили барокамеру из титана, где пациент подвергается целебному воздействию кислорода, аномальное давление в сосудах сердца и головного мозга уравновешивается давлением в камере, в дыхательную смесь добавляются необходимые ионы и катионы, а ультрафиолетовые источники уничтожают вредоносную флору и фауну. Очень красивая барокамера напоминает космический аппарат. Думаю, через пару недель мы сможем пропустить через камеру всех членов Политбюро и секретарей ЦК.
