– Купец из Самарканда, еду домой, – стараясь быть невозмутимым и сознательно не упомянув своего имени, бодро ответил Хасим.
– Возвращайся назад! Ночью въезд и выезд из города запрещены!
– Я понимаю, – вежливо улыбнулся Хасим, – но я долго странствовал и хочу быстрее увидеть семью. Хорошие люди всегда между собой договорятся.
Хасим достал мешочек с монетами и пошевелил пальцами. Послышался приятный перезвон. Командир ночного дозора с минуту раздумывал, но потом строго приказал:
– Возвращайся назад, купец! – И, словно оправдываясь, добавил: – Не время сейчас для договоренностей. Ждем великого эмира Тимура.
– А может, все-таки? – Хасим приподнял мешочек на уровень глаз.
– Возвращайся назад, я сказал! – грубо крикнул командир и потянул руку за саблей. Он был зол на купца, потому что знал, что теперь целый день будет жалеть об этом мешочке с монетами.
К Хасиму подъехал Шакен, и, незаметно для военного, но многозначительно взглянув на купца, положил ладонь на эфес сабли. Его решительный взгляд ожидал команды господина. Хасим вспомнил про «дракончика», один раз уже выручившего их. Но применять его здесь, где совсем рядом горят костры, вокруг которых собрались тысячи воинов, было полным безумием.
Хасим отрицательно качнул головой Шакену и повернул верблюда назад в город.
ГЛАВА 22
Душа мертвеца
Петелин сначала не понял, кого он увидел.
В окно правой двери заглядывал всего один глаз – пытливый и озорной. Верблюжонок удовлетворил свое любопытство, и его морда проследовала дальше. Вслед за верблюжонком вдоль окна проплыли коричнево-оранжевая шея и туловище большого животного. Рослая верблюдица остановилась, повела носом, вдыхая воздух, и пристально, свысока посмотрела прямо в глаза майору через открытый проем с откинутым лобовым стеклом.
Майор не смог вытерпеть этот взгляд. Он слепо скользнул по белым горбам верблюдицы и пугливо огляделся, ожидая увидеть рядом человека. Но никого не было. Верблюды были одни.
«Чертовы верблюды, как напугали. Да заводись же ты скорее», – взмолился Петелин и нервно дернул два раза подряд ключ зажигания. Что-то внутри автомобиля сцепилось как надо, и двигатель загудел, быстро набирая обороты. Не дожидаясь прогрева мотора, майор газанул на полную мощность и резко тронулся.
Отъехав от злополучного места, он увидел в боковом зеркале, как что-то блеснуло позади рядом с могилой. Петелин затормозил, не заглушая двигателя. Опасливо вернулся пешком. Пальцы подхватили пустую бутылку из под «Охотничьей». Выпала. Хорошо, что заметил, подумал он, хваля себя и успокаиваясь. Еще раз оглядел место, снял куртку и, заметая ею следы от колес, попятился к машине.
Через полчаса он уже выруливал на дорогу. Руль приятно охлаждал свежие мозоли на ладонях, полученные во время ночного копания. По пути он подобрал одного убитого сайгака. И так противно ему было тащить это мертвое тельце с кровавой раной и подтеками застывшей крови, что даже тошноту почувствовал. Больше ничего подбирать не стал, стараясь поскорее уехать.
На подъезде к железнодорожной станции Петелин непроизвольно сбросил скорость. Та уверенность, которую он внушал себе в ночной степи, разом начала испаряться. Здесь ему в лицо будут смотреть другие люди. Он должен будет разговаривать, улыбаться, делать вид, что ничего не произошло, что он слыхом не слыхивал, куда делся Мартынов. А вдруг кто-нибудь из них догадается, что он убийца?
Страх и раздражение холодными змейками заползли под рубашку. Нет, это просто утренний ветер, хлещущий по телу, успокоил себя майор, ведь он даже лобовое стекло не прикрутил.
Продрогший Петелин остановил машину привинтил раму со стеклом и тронулся дальше. Теплее ему почему-то не стало. Одно хорошо, ветер выдул засевший в салоне запах пороха.
Подъехав к станции, он свернул к домику Купчихи. После всего пережитого страшно хотелось выпить.
– Какой начальник пожаловал! – привычным возгласом встретила его Купчиха. – Употел бедный, всю ночь кого-то ворочал, да?
Ее обычные слишком вольные шуточки сегодня майора раздражали. «Когда она спит? – подумал он. – Каждую ночь торгует, а с утра бодренькая».
– Машину чинил, – хмуро ответил Петелин, вспомнив уставший вид Федорчука. – За городом. Вот, вояк знакомых с охоты встретил, тушку подкинули. Забирай. Тебе привез, – кивнул он на убитого сайгака, открыв заднюю дверь машины. – А мне водочки дай. Пару бутыльков.
– Хорошо, начальник, хорошо. – Купчиха вытащила сайгака, ловко взвалила тушу на плечо и скрылась в неказистом сарайчике. Через пару минут она вернулась и достала откуда-то из-под необъятного халата одну за другой две бутылки водки.
– Вот такие дела, – словно оправдываясь, развел руками Петелин и подхватил бутылки. – Долго промучился, пока чинил, извозился весь.
Он поспешил выйти со двора, чувствуя на себе пронзительный взгляд Купчихи. «Не поверила, – зло подумал он. – Что-то заподозрила. Не надо было к ней заезжать».
Но как не заедешь, если смертельно хочется выпить и разогнать внутренний паралич, заглушить мерзкую дрожь страха? А магазины, как известно, спиртным только с одиннадцати торгуют.
Петелин сел в машину и залпом выпил из горлышка полбутылки водки. Озноб нехотя сдался и отпустил. Закусывать не хотелось. Остатки водки майор перелил в армейскую фляжку, побултыхал ее, прислушиваясь к плеску, и вылил туда всю вторую бутылку. Как раз полная фляжка получилась. Он пристегнул ее к ремню.
К отделению милиции майор подъехал ранним утром. Хотел сразу завалиться домой, но надо было вернуть служебную машину, да и ситуацию с Мартыновым надо держать под контролем.
Он прошел в открытую дверь отделения, бросил ключи на стол дежурному, дремлющему около телефона под звуки тихо работающего радиоприемника. Дежурный лейтенант Лукинин тут же проснулся. Вскочил, увидев майора, мельком взглянул на часы и, прочищая затекшее горло, доложил:
– Происшествий, кх-м, особых происшествий, товарищ майор, нет. Кх-м, за время моего дежурства… – он заозирался, еще раз посмотрел на часы и сообщил: – Товарищ майор, тут такое дело… старший лейтенант Мартынов еще не вернулся.
– Знаю! – резко оборвал майор и сразу же отвел глаза в сторону, чувствуя, как краснеет и наливается кровью лицо. Как это у него вырвалось? Зачем он это произнес? Теперь все откроется, с нарастающим ужасом думал Петелин. Раздражаясь, он крикнул: – Почему спишь?! Почему спишь на службе? Здесь тебе государственное учреждение, а не тещина изба! Приведи себя в нормальный вид. Почему пуговицы расстегнуты? А с кителем что?
Петелин отгородился криком, как защитной броней. Лишь одна мысль металась в голове: что теперь делать? Эта мысль, как шар в бильярде, пущенный сильной, но неумелой рукой, тяжело билась в уставшей голове, норовя расколоть черепушку.
На шум появился сержант Евтеев, дежуривший вместе с Мартыновым. Сержант вытянулся около стены в узком коридоре. Майор, уткнувши в пол тяжелый взгляд, проследовал мимо на второй этаж к своему кабинету.
