– Есть возможность снять все это, не оценивая мое умственное
развитие?
– У тебя на макушке балетный парик!
– Какая мне разница? – рассердилась я. – И потом, они разве
разные? Для жизни, театра и балета?
– То-то и оно, – пустилась в объяснения Катька, – если бы ты
просто собралась накладные волосы носить, то ерунда, натянула и пошла.
В театре парик слегка приклеивают специальным клеем, на
висках, лбу, ну, чтобы не сполз во время действия. А балетный…
Я похолодела.
– Только не говори, что они его один раз и на всю жизнь
натягивают, носят не снимая.
– В балете ведь главное не красота волос, – философствовала
Катерина, перебирая ножницы и расчески, лежащие на столике. – Балерина
постоянно в движении, следовательно, все должно очень хорошо крепиться. Ну
прикинь, начинает «лебедь» ногами дрыгать – и в разные стороны летят волосы,
заколки, ленты…
– Поняла, что же с моей головой?
– Ты вечно торопишься, – недовольно буркнула Катька, –
никогда до конца не дослушаешь.
Отвратительная привычка, между прочим!
– Давай вернемся к парику, потом обсудим мой характер, –
вздохнула я. – Объясни, почему эта дрянь не снимается.
– Да очень просто, – пожала плечами Катя, – эти кудри
изнутри имеют что-то вроде липучки. Ты их нацепила, и они «приварились»
намертво к твоим волосам!
– И все балерины отдирают после спектакля волосы с мясом? –
взвилась я. – Придумай еще что-нибудь поглупей.
– Сама хороша, – обиделась Катюша, – опять не соизволила
дослушать, коза! Балерины сначала прячут собственную шевелюру в специальную
облегающую шапочку, прикрепляют ее шпильками, заколками, кому как нравится! А
уж только потом надевают паричок. Поняла, тетя Мотя? И где только балетный
причиндал раскопала!
Я попыталась не впасть в истерику.
– И меня от этой дряни не избавить?
– Можно, – задумчиво протянула Катя, – если разрешишь мне
применить экстремальные меры…
– Действуй, – оборвала я ее.
– Но ты сначала должна рассказать о том…
– Не надо, начинай!
– Послушай…
– Времени нет, вперед, не задерживайся!
– Ладно, – забубнила Катюха и принялась запихивать под парик
что-то холодное.
Я закрыла глаза, ощущая легкое шевеление на голове и слушая
мерный звук: щелк, щелк, щелк.
Вряд ли будет хуже, чем было.
Внезапно по макушке пробежал ветерок.
Я подняла веки и увидела Катю, держащую в руках нечто
похожее на пуделя с воткнутыми в шкуру перьями.
– Катюха! Ты это сделала! Дай, я тебя поцелую! – закричала
я, вскакивая с кресла.
Катька ловко увернулась от объятий.
– Сядь.
– Зачем?
– Надо кое-что поправить!
В полном недоумении я послушно вернулась на место,
посмотрела в зеркало… И издала вопль раненого слона. На меня смотрела
малознакомая женщина. Впрочем, лицо у нее было не противное. Ну, глаза,
пожалуй, очень близко посажены к излишне короткому носу, рот чуть кривоват,
однако не уродка, вполне ничего. Но лично я бы, встретив такую личность в
метро, мигом удрала бы в противоположный конец вагона.
Несчастная явно заболела стригущим лишаем.
Ее голова была покрыта странными проплешинами, редкие
кустики волос напоминали траву, которая покрывает в августе московские газоны.
Надеюсь, вы меня понимаете? Видели чахлые былинки, согнутые
в разные стороны? Желто-серые, несчастные…
– Ты сама захотела, – засопела за спиной Катька, – я
предупреждала: меры экстремальные, а ты слушать не пожелала.
И тут только до меня дошло: жуткое, смертельно больное,
очевидно, заразное существо, не вызывающее ничего, кроме панического ужаса, –
это я!!!
– О-о-о!
– Сейчас, сейчас, – засуетилась Катюха и схватила какой-то
предмет, похожий на черную мыльницу. – Вот что, закрой глаза!
Пришлось покориться судьбе. Теперь уж точно хуже не будет.
Но я фатально ошибалась.
– Все, – сообщила Катя.
Я вновь уставилась в зеркало. Оттуда на меня смотрела наголо
обритая женщина. Никогда не предполагала, что отсутствие волос способно до
такой степени изуродовать человека! Кто бы мог подумать, что у меня жуткий
череп! Весь вытянутый, неровный.
– Очень даже ничего получилось! – дрожащим голосом сказала
Катя. – Немного экстремально, слишком смело, но остро! Есть некая изюминка. Не
расстраивайся, Вилка, волосы не зубы, вырастут!
Я кивнула. Действительно. А что остается делать? Рыдать? Но
это совершенно бесперспективно, волос от слез не прибавится!
– Сколько я тебе должна?
– Ничего мне не надо.
– Нет, давай счет.
– Вилка, – всхлипнула Катька, – ты на меня не злишься?
– Нет, – вздохнула я, – ты сделала что могла!
– На, держи, – обрадованно затараторила Катька, – платочек,
шелковый, повяжи его, как мусульманки носят. Ага, вот так!
Я полюбовалась на себя в зеркало. Вполне даже ничего, во
всяком случае, бритый череп скрыт.
– Ну спасибо!
– Не за что, – запрыгала Катька, – отрастут – прибегай,
химию забабахаю, бесплатно!
Я влезла в машину и глянула в зеркальце. Платочек просто
спас положение. Окружающие примут меня за правоверную мусульманку, и все дела.
Правда, учитывая международное положение и то, что милиция
Москвы постоянно проверяет документы у всех подозрительных лиц, мне придется
несладко. Но выбора-то нет. Либо я выгляжу, как мусульманка, либо – как больная
лишаем.
Согласитесь, первое намного лучше.
