– Дай стольник, – нудила Кристина.
Я постаралась скрыть раздражение.
– Тебе зачем?
– Колготки порвались.
– У меня в шкафу они есть, возьми себе.
Кристя подскочила к гардеробу, порылась на полках и
воскликнула:
– Ну и отстой! Теперь такие не носят.
– Чем они тебе не подходят? – пробубнила я, пытаясь увести
героиню с чердака. – Нормальные колготки, телесного цвета.
– Вот-вот, сейчас в моде все яркое, дольчики синие в белую
клетку или красные в зеленую полоску!
Плюнув на тупую героиню, забившуюся в самый дальний угол
чердака, я отложила ручку:
– Надеюсь, ты не предполагала найти нечто подобное в моем
шкафу?
– А-а-а, – застонала Кристя, – завтра все девочки появятся в
дольчиках, одна я…
– Хорошо, хорошо, – быстро согласилась я, – в прихожей лежит
моя сумка, возьми из кошелька, сколько тебе надо.
Обрадованная Кристина мигом унеслась. Я попыталась
растормошить героиню, но не успела вытолкать эту идиотку на лестницу, как
Кристя снова влетела в комнату.
– Там ничего нет!
– Посмотри внимательно, в портмоне есть тысяча мелкими
купюрами.
– Сумки нет.
– Глупости! – рассердилась я. – Висит на вешалке.
– Не-а.
– Кристя, посмотри внимательнее!
– Да нет ничего!
Я встала.
– Хорошо, поищу сама, но, если найду сумку, так и знай,
денег не дам.
Кристина обиженно засопела, я же, сердито ворча, отправилась
в коридор. Первое, на что сейчас наткнусь, будет моя сумка. Кристина очень
рассеянна. Она часто, стоя перед холодильником, кричит:
– У нас есть нечего, где колбаса?!
Я подхожу к рефрижератору и сразу замечаю непочатый батон
докторской.
И так во всем. Она не видит мыло в ванной, чистую чашку в
мойке, подушку на кровати, а сейчас не нашла мою сумку.
– Ну и что? – спросила Кристя. – Где она?
Я внимательно осмотрела вешалку. Действительно, сумки нет.
– Ага! – воскликнула девочка. – Говорила же! Твоей нет, есть
только вот эта, уродская.
И она указала на ярко-синюю торбочку.
– Это чья? – удивилась я.
– Понятия не имею, – заявила Кристя.
Я уставилась на сумку и тут же сообразила, что к чему.
Эту торбу мне дала Настена, я поехала с ней к Великому
Дракону, потом, вернувшись назад, переоделась у Чердынцевой в свою одежду,
сняла идиотский парик с серебряными перьями, смыла косметику и.., машинально
схватив синюю сумку, ушла. В этот день все шло кувырком.
Тяжело вздыхая, я взяла телефон и набрала номер Чердынцевой,
но она не спешила снять трубку. Ну да, стрелки часов подобрались к цифре
одиннадцать, и Настя сейчас тусуется в каком-нибудь клубе. Ее хлебом не корми,
только дай пойти на сборище, где все толпятся вокруг стола с малосъедобными
закусками и говорят друг о друге за спиной гадости. Лично я прихожу в ужас,
когда раздается звонок из издательства и Федор, начальник отдела рекламы,
сообщает:
– Ариночка, свет очей моих, изволь завтра ровно в семь быть
в харчевне «Даббл», там состоится мероприятие по сбору лыж для детей Зимбабве.
С Федором спорить нельзя, поэтому приходится плестись по
указанному адресу и, забившись в угол, терпеливо ждать, когда же наконец можно
будет удрать. Настя же за один вечер ухитряется побывать в трех местах. Если
она понимает, что сегодняшний день у нее пустой, то мигом напрашивается к
кому-нибудь в гости, она просто не способна провести вечер, сидя у телика.
Иногда мне кажется, что она зря так упорно хочет выйти
замуж. Ни один супруг не согласится иметь дело с дамой, которая заявляется
домой под утро, валится в кровать, а потом спит до полудня.
Жажда развлечений у Настюхи граничит с патологией, последнее
время, правда, она что-то заскучала и Стала ныть:
– Фу, ничего нового не могут придумать! Сначала жрут суши, а
потом начинают дурацкие забавы. К кому ни пойдешь, везде одно и то же.
Повздыхав, я легла спать, решив, что утро вечера мудренее.
Проснувшись, я выпила кофе и вцепилась в рукопись. В
квартире стояла полная тишина.
Кристя ушла в школу, Семен отправился на работу, куда
подевались Томочка и Никитка, я не знала, но предположила, что они пошли на
прогулку. Никто не мешал мне писать, и я лихо разрулила ситуацию с чердаком,
просто выпихнула дуру-героиню через слуховое окошко во двор.
Иногда мне приходится сталкиваться с трусливыми, тупыми
тетками, десять ручек изломаешь, пока заставишь такое существо действовать
решительно. Вот и сейчас я имею дело с истеричной особой, при малейшем намеке
на опасность падающей в обморок. Ей-богу, она меня бесит! Оказалась на свободе,
так беги поскорей от того места, где из тебя хотели сделать начинку для
пельменей. Но нет! Эта цаца подвернула ногу и теперь громко стонет, совершенно
не понимая, что…
Резкий звонок телефона оторвал меня от рукописи, я схватила
трубку и тут же пожалела о сем неразумном действии. Сейчас на том конце провода
окажется кто-нибудь с ерундой, отнимет массу времени.
– Алло! – сердито рявкнула я.
Ответа не последовало, из трубки доносились потрескивание и
шорох.
– Говорите, – совсем рассердилась я.
Ну что за идиотская манера у людей молчать, даже если ты
попал не туда, извинись спокойно, и до свидания. Шорох усилился, послышался то
ли кашель, то ли хрип.
– Кто там? – настаивала я. – Ну! Отвечайте.
– Вилка, – донесся до меня тихий, словно шорох осенней
листвы, голос, – приезжай, помоги.
Я попыталась понять, кто звонит. Ясно, что женщина, только
говорит она очень тихо.
– Вилка, я умираю, – чуть громче прозвучал голос, и я
поняла, что это Настя.
