Следователь всем видом показывал, что он, как областной чиновник, здесь главный.
– Вот какое дело, Руслан Ахметович, – Гурский по-хозяйски расположился за столом и разложил бумаги. – Машину мы с вами вместе осмотрели. Внутри все чистенько, как я и говорил, будто протерли. Только на руле отпечатки сотрудника ГАИ, который перегонял машину сюда. Это вы знаете. Но я и снаружи осмотрел, по совету Федорчука. – Гурский потянулся за бутербродом. – Можно? А то все домашнее, что с собой прихватил, уже съел давно.
– Конечно, угощайтесь, – начальник отделения милиции придвинул тарелку. – А если желаете, можно пять грамм для аппетита.
Он выудил откуда-то снизу еще один стакан и приподнял бутылку.
– Нет-нет, – остановил его эксперт. – Устал я, боюсь, сразу в сон потянет. – Он аккуратно откусил колбасу, причмокнул: – Неплохая. Сейчас бы лучше сырокопченую, что в предпраздничном наборе нам дали. Да, Руслан Ахметович?
– Вы о чем-то хотели доложить, Семен Григорьевич? – прервал коллегу следователь. Изжога постепенно стала отпускать, но глотнуть очередную порцию водки при эксперте, он стеснялся.
– Ах да! – Гурский быстро дожевал бутерброд и отряхнул руки. – На правой задней дверце я обнаружил пальчики. Снял на всякий случай. Конечно, может, и случайные, думаю, но свежие, хорошо видны. Местные товарищи с картотекой поработали и что выяснили?
Гурский замолчал и обвел присутствующих многозначительным взглядом.
– Да не томите вы! – поторопил Колубаев.
– А пальчики эти принадлежат гражданину Есенину Владимиру Васильевичу – вору-медвежатнику.
– Нашему местному? – встрепенулся начальник милиции.
– Вашему! Потому мы и нашли их в картотеке.
– Так он же срок отбывает?
– Отзвонил я уже. Поинтересовался. Гурский, как говорится, не первый год замужем. Вышел ваш поэт вчера. На свободу с чистой совестью, как пишут журналисты.
– Интересно! – Следователь задумался. – Что получается? Есенин либо закрывал дверцу, либо случайно к ней прикоснулся. Может, еще на вокзале в Кзыл-Орде. Допустим, при проверке документов.
– Может, и так. Хотя по расположению пальчиков – будто прикрывал дверцу.
– Ладно. Пока считаем его вероятным свидетелем. Надо с ним потолковать. – Следователь перевел взгляд на капитана милиции: – Выясните, где он проживает.
– А что выяснять. Пять лет назад я не раз около его дома в засаде дежурил. Работал-то он все больше по крупным городам, а взяли его мы! У него здесь отец с матерью проживают.
Стремглав распахнув дверь, в кабинет вошел Федорчук и с порога ошарашил известием:
– Руслан Ахметович, Заколова видели на привокзальной площади!
– Что?!
– Я описал его внешний вид, один из сотрудников сказал, что видел незнакомого парня, подходящего под описание. Я провел работу с людьми на площади – и точно, все приметы сходятся. Один из свидетелей даже шрам над верхней губой разглядел.
– Значит, Заколов был здесь! Совсем рядом. И мы его упустили! Это что же за бардак такой! Ведь выслали ориентировку! – Колубаев вскочил и нервно заходил по кабинету. Около окна он остановился и рубанул вниз растопыренной ладонью: – Где он теперь может быть? Ведь поезда не ходят.
– Свидетели говорят, что он выпытывал адрес некого Есенина.
– Что?! – следователь замер от удивления.
– Есенина, – развел руки Федорчук, словно оправдываясь. – Так свидетели говорят.
– Ничего себе совпаденьице, – крякнул капитан Кусыев.
Колубаев подошел к столу, резко опрокинул в рот остатки водки и по-армейски развернулся:
– По коням! Надо срочно навестить вашего местного поэта.
Глава 40
– Студента в багажник. Девчонка со мной на заднем сиденье, – командовал Есенин, выводя из дома Нину.
Сзади Ныш под дулом пистолета вел Заколова.
– Тут места много, по-королевски поедешь, – Ныш хихикнул, грубо толкнул Тихона в багажник и захлопнул крышку.
Заколов недовольно стукнул изнутри.
– Будешь выделываться, пристрелю тебя и твою сучку, – прошипел Ныш, склонившись над крышкой багажника.
– Давай быстрее, – торопил Есенин.
Он уже сидел на заднем сиденье и крепко держал связанную Нину. Из тишины неосвещенных улиц доносился подозрительный шум быстро приближающихся автомобилей. Есенин точно знал, что на их захудалой улочке вряд ли кто-нибудь имел машину.
– Рви когти! – толкнул он Ныша в спину, как только тот уселся в водительское кресло.
Светлая «Волга» сорвалась с места, не включая огней. Тьма быстро поглотила тусклый отблеск заднего стекла.
– Все в порядке. Клевая тачка! – Ныш приоткрыл окошко и включил музыку.
В зеркале заднего вида появились и уперлись в глаза круглые фары с дальним светом.
– За нами, – проскрипел зубами Есенин, обернувшись назад. – Выруби музыку.
– Оторвемся! – пообещал Ныш, но музыку выключать не стал.
Он круто вывернул руль, Есенин свалился на Нину. Машина свернула в проулок, заднее крыло задело козла, по-хозяйски торчавшего на притихшей улочке. Животное откатилось в кусты. Ныш прибавил скорость, самодовольно поглядывая в зеркало. Огни фар сзади не появлялись.
Выскочив на маленькую песчаную улочку, милицейский УАЗик пошел на разгон и неожиданно затормозил, перегородив дорогу. Прокурорская «Волга», шедшая сзади, в последний момент вильнула вправо, царапнула крылом забор и остановилась впереди УАЗа.
– Ты что творишь? – водитель Миша выскочил из «Волги» и кинулся к УАЗу.
Капитан Кусыев, выпрыгнувший из милицейской машины, игнорируя недовольный возглас водителя, обратился к Колубаеву:
– Прибыли! Вот это – дом родителей Есенина.
Темные окна и пустой дворик безмолвно взирали на суету на тихой улочке. В доме напротив зажглись огни.
– Мне показалось, отсюда только что отъехала машина? – спросил Руслан.
– Быстро сорвалась. И без фар, – подтвердил Гурский.
– Глеб Николаевич мне за это башку оторвет, – вздыхал Миша, осматривая царапины на «Волге» областного прокурора.
– Так, вы осмотрите дом, – командовал следователь, обращаясь к Кусыеву, – Гурский, остаетесь с ними. А мы преследуем скрывшийся автомобиль. Михаил, за руль!
Миша зло газанул и, смяв одинокий кустик, выбрался на центр улочки.
– Вот менты провинциальные, даже машину водить не умеют, – тихо ругался он.
– Ты видел, куда скрылся подозрительный автомобиль? – спросил следователь.
– Вот сюда, налево, – подсказал Федорчук.
