1. Москва. Кремль. 1962
Мясистый указательный палец Генерального секретаря ЦК КПСС сдвинул тяжелую занавеску. Никита Сергеевич Хрущев выглянул в высокое окно. Смеркалось. Хмурое октябрьское небо 1962 года придавило Москву, холодный ветер гнал с запада стальные тучи, их грузные подбрюшья так и норовили зацепить остроконечные рубиновые звезды кремлевских башен. В любой момент мог грянуть гром. А могло и разметать мерзкую хмарь усиливающимся вольным ветром.
Так же неустойчиво было и на душе генсека. От его решения сейчас зависела судьба планеты. В соседней комнате ждал приказа министр обороны. В нетерпении почесывал руки главком Ракетными войсками стратегического назначения. Уж как хотелось золотопогонникам пальнуть размещенными на Кубе ракетами по логову империализма – Соединенным Штатам Америки. Вооруженные силы великого Советского Союза замерли как спринтер в низком старте. Подводные лодки с ядерными боеголовками удобно расположились напротив Вашингтона, летчики дежурили в кабинах стратегических бомбардировщиков, люки над шахтами баллистических ракет были открыты. Все ждали команды Верховного главнокомандующего Хрущева.
Накануне Политбюро одобрило сценарий с провокацией противника. Министр иностранных дел подготовил гневную речь о вынужденном ответном ударе, послы в дружественных странах получили детальные инструкции по трактовке Карибского кризиса.
Но генсек медлил. Он ждал судьбоносную посылку из Самарканда. Никита Сергеевич хорошо помнил загадочные слова Сталина, оброненные на одном из застолий в узком кругу приближенных. «Талисман войны, – тихо произнес усатый властелин половины Европы и Азии, хитро прищурился и закончил: – Это и талисман победы».
Хрущев с досадой посмотрел на надгрызенный ноготь. В минуты нервозности к нему неизменно возвращалась глупая детская привычка совать палец в рот. Толстая ладонь раздраженно задернула штору. Генсек оглянулся на помпезные напольные часы с гербом СССР, выполненным из редких самоцветов.
Генерал КГБ Григорий Аверьянов, посланный с тайной миссией в Самарканд, задерживался. Он должен был доставить в Кремль страшную реликвию, обладающую огромной мистической силой. Только прикоснувшись к ней, Хрущев готов был принять судьбоносное для страны и всей планеты решение: отдать приказ нетерпеливым маршалам, уже семнадцать лет скучающим по масштабным боевым действиям.
Хрущев поднял трубку одного из многочисленных телефонов и соединился с помощником:
– Где Аверьянов? – нервный палец генсека лег в уголок губ.
– Никита Сергеевич, самолет заходит на посадку во Внуково, – шепотом доложил помощник.
– Добре, – выдохнул генсек и дернул зубами кончик ногтя.
Григорий Аверьянов лихо выпрыгнул из военно-транспортного самолета на бетонные плиты аэродрома, не дожидаясь, пока выдвинут приставную лесенку. Поток воздуха из-под большого пропеллера качнул генерала, он попытался удержать равновесие, но возраст, видимо, брал свое. Располневшее тело неловко завалилось на левый бок, шов с лампасами выше колена лопнул, ветер неприлично оттопыривал красную ленту на новеньких галифе. Генерал разразился отборным матом, дав выход фонтану злости, накопившейся за время краткосрочного вояжа в Узбекистан.
Черная «Волга ГАЗ-23» резво обогнула вздыбленный нос самолета и подкатила к поднявшемуся генералу, нервно отряхивающему полу испачканного мундира. Из водительской дверцы выскочил старший лейтенант госбезопасности, черты лица которого неуловимо напоминали строгий профиль Аверьянова, и поспешил поднять откатившуюся генеральскую фуражку.
– Где в данный момент находится подлый профессор? – не отвечая на приветствие, рявкнул генерал.
– На рабочем месте в институте палеонтологии.
– Срочно туда! – скомандовал Аверьянов и швырнул протянутую фуражку на заднее сиденье автомобиля.
– Вызвать группу захвата, товарищ генерал?
– Ты за кого меня принимаешь? Я, сынок, с этим подонком разберусь сам. Аверьянов обман не прощает!
Новенький автомобиль со спецномерами беспрепятственно выскочил через служебные ворота аэропорта и помчался к Москве по пустому вечернему шоссе. Старший лейтенант Григорий Аверьянов-младший покосился на запыленный мундир генерала Аверьянова. Спрашивать что-либо у взвинченного отца, совершившего бесполезный перелет в Самарканд и обратно, было опасно. Он только отметил, как генерал переложил пистолет из неудобной кобуры за пояс, предварительно проверив обойму. После этого генерал устало прикрыл глаза. Тяжелые раздумья отпечатались над его переносицей.
2. Байконур. Студенческое общежитие. 1979
Тихон Заколов с интересом наблюдал, как готовится к прыжку пестрый паук-скакунчик. Этому крупному экземпляру с черно-белым полосатым брюшком очень подходило латинское название Zebra Spider. Восьмилапую «зебру» Тихон снял со стенки закрытого летнего кафе на пляже и принес в общежитие.
Сейчас паук сидел на верхней перекладине оконной рамы головой вниз. Пара больших глаз в центре головогруди и еще шесть по бокам следили за несколькими сонными осенними мухами, тупо бьющимися в стекло. Как только одна из них присела, паук оттолкнулся двумя парами задних лап, совершил стремительный полет и пронзил жертву огромными хелицерами. Страховочная нить-паутинка удерживала паука-скакунчика на гладком стекле.
В комнату скромно протиснулся худющий длинноносый первокурсник Дима Кушнир.
– Не страшно жить с таким чудищем? – поинтересовался Дима, наблюдая, как полосатый паук расправляется с мухой.
– Он красавец, – возразил Тихон. – Его ловкости может позавидовать любое насекомое. Паук-скакун – отличный спортсмен. Он не плетет сеть и не ждет часами добычу. Он рассчитывает только на свою проворность, охотится на стенах и при этом никогда не падает. Представь себе, если бы такими качествами обладал человек? Кстати, в Америке сняли фильм про человека-паука. В нем он представлен благородным героем. И это правильно.
Тихон покровительственно посмотрел на Диму. Пару месяцев назад он защитил нескладного юношу от нападок пьяных хулиганов и с тех пор приобрел сильного партнера по игре в шахматы.
К третьему курсу пребывания Заколова в институте выяснилось, что достойных соперников за шахматной доской ни в общежитии, ни в институте у него нет. Мало кто желал постоянно проигрывать, да и Тихона легкие победы не радовали. Дима Кушнир оказался чемпионом Ташкента по шахматам среди юниоров. Для игры с ним Тихону приходилось подключать все резервы мозга. Подобные интеллектуальные испытания его возбуждали, а трудная победа приводила в состояние легкого восторга.
На этот раз вместо шахматной доски Дима сжимал в ладони сложенную до размера конверта газету. Он пугливо осмотрелся, осторожно развернул шуршащие листы и ткнул пальцем в большую статью на последней странице ташкентской газеты «Молодежь Востока»:
