А задача мужчины – влюбить ее в себя. Влюбленная женщина совсем не то, что просто любимая. Попомните мои слова.
– Любимая, влюбленная, – я вслушивался в новый смысл заезженных слов и, кажется, понимал старика. – А как ее в себя влюбить?
– Вот, видите, в чем недостаток молодости. Вы еще не знаете, как это делается. А опытный мужчина, если он добрый и щедрый и по-настоящему любит, добьется взаимности очень быстро.
– Ну, он же… некрасивый.
– С чего вы взяли?
– Седой уже.
Ладонь вахтера прошлась по белому ежику волос, губы усмехнулись.
– Это не столь важно.
– А что важно?
– Отношение к женщине.
– Отношение… – Я хлебнул чай, попробовал варенье. Кисло-сладкое, в самый раз. И тут же вырвалось: – Но я же люблю ее!
– А в чем это выражается?
– Я хочу ее, – выдохнул я и отвел глаза.
– А до встречи с ней вы никого не хотели?
– Почему? Да я… почти всегда хочу.
– Значит, вы всегда влюблены?
– Нет. Это на уровне физиологии.
– Вот именно. Гормоны, мужские гормоны играют. Так, может, и сейчас у вас не любовь, а так…
– Нет, сейчас совсем по-другому. Я все время о ней думаю, я… я сгораю от любви.
– Или от ревности?
– От ревности тоже, – согласился я. Вахтер усмехнулся:
– Этим молодежь и отличается от стариков. У вас – огонь, у нас – пепел. Эх, пойду-ка я за водичкой схожу. Ночь еще долгая впереди.
Он взял чайник и заковылял по коридору.
– Франц Оттович, давайте помогу, – запоздало предложил я.
– Нет, мне все одно в туалет надо. Ты за дверью пока пригляди.
– Хорошо. Не беспокойтесь.
Оставшись один, я вспомнил разговор Калинина по телефону с неким Петром Кирилловичем. Левые автомобили. Вот, оказывается, как делают деньги чиновники. Калинину угрожали, ссылаясь на Отара Тбилисского. А фамилия погибшего Андрея – Воробьев. Много нового я узнал из случайно подслушанного разговора. Надо записать, пока не забыл.
Я взял маленький листочек со стола и написал: «Отар Тбилисский. Андрей Воробьев. Петр Кириллович». Хотя фамилия Калинина и без того слишком хорошо врезалась мне в память, я приписал и ее.
Из коридора послышались шаги вахтера. Объяснять свои записи постороннему человеку не хотелось. Я торопливо согнул бумажку и сунул в кошелек. Как только старик включил чайник, я поспешил распрощаться.
Утром меня разбудил стук в дверь.
– Заколов, вас к телефону, – услышал я голос Франца Оттовича.
Меня как пружиной подбросило с кровати. Женя! Я напялил штаны и стремглав пронесся по коридору. За спиной затихал хриплый голос вахтера:
– Я уже собрался уходить, а тут звоночек. Вас…
Меня умиляло, что семидесятилетний человек ко всем студентам обращался на вы. Он еще что-то объяснял, но я уже схватил трубку:
– Женя! Привет!
Трубка дышала тишиной. Я различал даже звук разлепляющихся губ.
– Привет, Заколов, – раздался в телефоне неуверенный голос. – Но это не Женя. Я – Ирина. Глебова.
– Да. Ира. Здравствуй. – Я вмиг стух, словно из меня выпустили пар, и попытался оправдаться: – Тут мне неправильно сказали…
– Ничего я не успел сообщить, – шипел рядом недовольный вахтер. – Евгению я бы узнал.
– Быстро бежал, почти летел. Отдышался? – иронично поинтересовалась Ирина. Затем в ее голосе проявились твердые нотки преподавателя: – Я вот к тебе по какому вопросу звоню. Не мог бы ты сегодня подучить меня водить машину?
– Да, конечно.
– Сегодня суббота. У тебя, наверное, какие-то планы?
– Нет. Никаких планов, – промямлил я.
– Когда сможешь приехать?
– Могу сейчас.
– Приезжай. Я жду.
– Хорошо.
Возникла пауза. Никто не клал трубку.
– Ну, до встречи! – бодро воскликнула Ирина.
– До встречи, – тусклым эхом отозвался я.
Ирина встретила меня в машине. Она посигналила, когда я попытался сунуться в подъезд.
– Теперь я буду учиться как следует. Чтобы от тебя не зависеть, – сразу заявила она. – Ты у нас человек занятой. Нарасхват, можно сказать.
– Почему? Сегодня я совершенно свободен.
– Правда?
– Конечно.
Невнятная напряженность между нами исчезла. Ирина улыбнулась:
– Давай я сама попробую со двора выехать.
– Давай, – согласился я. – Только делай все по моей команде.
– Хорошо. – Она пристально взглянула на меня и, не отводя глаз, прошептала: – Иногда, когда мной командуют, это так приятно.
Мы колесили по тихим субботним улицам. Управление автомобилем давалось Глебовой все лучше и лучше. Я мог отвлечься от дороги. Глаза невольно косились на Ирину. На ней был летний сарафан и простенькие босоножки. Съехавший к талии подол она не поправляла. Обнаженные гладкие ноги от щиколоток до середины бедра казались просто идеальными. Их матовая белизна на фоне черных ковриков явно возбуждала меня.
Я поймал себя на мысли, что сдерживаю желание прикоснуться. Когда она переключала скорости, верхний край сарафана оттопыривался, и мои глаза нагло лезли в образовавшуюся щель. Прическа Ирины обрела непривычную пышность. Видимо, она с утра помыла волосы и уложила феном. Легкий запах духов, исходящий от нее, особенно ярко ощущался в салоне нового автомобиля. Ногти на руках и ногах были покрашены в розовый цвет, чего я раньше не замечал. А может, не обращал внимания.
Все это заставило меня сомкнуть колени и положить сверху руки. Я стеснялся неконтролируемого возбуждения.
– А теперь куда? – спросила Ирина, затормозив на светофоре.
– Что? – встрепенулся я и посмотрел на дорогу.
– Ты командовать будешь?
– У тебя уже так хорошо получается, что я могу поспать.
– Тоже мне учитель. А если бы я на занятиях спала?
– Спала? С кем? – неожиданно вырвалось у меня.
– Ишь ты! Разговорился, наконец. – Ирина от души рассмеялась.
Светофор переключился. Я монотонно приказывал:
– Зеленый! Сцепление. На первую. Плавно отпускаем. Ирина тронулась и озорно сообщила:
– А теперь я буду командовать. Мы едем на пляж, купаемся и загораем!
Я высунул ладонь в окно. Солнце явно припекало. От ночного дождя не осталось и следа.
– День будет жаркий, – решил я.
