Он хмуро посмотрел на меня, подыскивая возражения. Но мне не терпелось довести свою мысль до конца:
– Вы можете предложить другую кандидатуру?
– Нет.
– Теоретически вы могли это осуществить?
– Теоретически, да.
– Делаем вывод. Убийца – вы!
Калинин раздраженно стукнул по магнитоле. Звук отключился.
– Все правильно, парень! В твоей логической схеме все правильно. Одна проблема – я этого не делал. Я очень хорошо знаю, что я никого не убивал! – повысил голос Калинин.
– Тогда кто?
– Вот это я и хочу узнать! – Он нервно выбросил окурок и вновь глотнул виски. Успокоился, глаза оценивающе посмотрели на бутылку: – Что-то есть в этом пойле. Затягивает. Будешь?
– Нет.
– Тогда я допью.
Два раза объемисто булькнуло, пустая бутылка отлетела в кусты.
– Ты парень толковый, давай подумаем вместе. А что, если в обоих случаях убили не того, кого хотели?
Я вопросительно взглянул на Калинина. Он растянул и без того ослабленный узел галстука, придвинулся вплотную:
– А что, если каждый раз хотели убить меня? – Вас?
– Да, меня.
– И даже коньяком, когда вы были в Москве?
– Ты послушай. Бутылка коньяка весь день моталась со мной. Я ее чуть было не взял в Москву и только в последний момент отдал Андрею. Я всегда выпиваю в самолете, все это знают. Но в этот раз надо было прилететь без запаха. Предстояла встреча на самом верху. Возможно, в бутылке в этот момент уже был яд. Я не разглядывал пробку! А с кофе такая же история. Я часто его пью. Но в тот день были похороны, поминки, я перешел на коньяк. А тут еще Ногатин явился! Если бы не он, я бы выпил этот чертов кофе и лежал бы сейчас на кладбище! – От этой мысли Калинин поморщился, огляделся. Ночной мрак неприятно давил на машину. Глава города закрыл окно и включил фары. – Да-а, и моложе меня уходят в мир иной. Вот, Володя Высоцкий… Ногатин тогда с порога меня завел, взвинтил напряженность, и я хряпнул коньяку, чтобы успокоиться. А он ехидно за кофе ухватился. – Калинин вцепился в мое плечо. – Кто-то хотел меня отравить. Именно меня! А когда не получилось в первый раз, предпринял вторую попытку. Как тебе такая версия?
Я задумался. А почему бы и нет?
– Но тогда надо выяснить, кто в тот день был у вас в приемной.
– Вот! Я тебе об этом и пытаюсь толковать.
– Ну так кто же?
– В том-то и дело, что немало людей. Прежде всего, секретарша Светлана. Ну, это ясно, она весь день там сидела, на похороны не ездила. С кладбища я вернулся вместе с Женей. Она заходила, но ненадолго. Водитель Вадим тоже. Потом он ее отвез домой. Так, кто еще? Ты был, Ногатин. Но вас оставим вне подозрений. Ногатин вряд ли хотел сам себя отравить, а ты сегодня заслужил алиби. Да, еще Ирина заходила.
– Ирина? Глебова?
– Да, за мать просила. Чтобы перевел ее из санатория в какую-нибудь приличную поликлинику в городе.
– А еще кто-нибудь был?
– С тех пор, как я с похорон приехал, – никого, – покачал головой Юрий Борисович. – Светлана мне всегда докладывает обо всех, кто приходит на прием.
– Ну что же, не так и много. Круг подозреваемых очерчен.
– Круг! Квадрат! Черт его побери! Там все – близкие люди. Водитель, секретарша, Ирина и Женя, конечно.
– Да, – замялся я. – Насчет близких людей… А где в это время находилась ваша жена?
– Ха! Думаешь, ревность? Слишком банально. Глупые эмоции не по ее части. Чего-чего, а практичности моей женушке не занимать. Она знает, что первый секретарь горкома развестись не может. Ее устраивает положение дел. И учти, каждый июль она с сыном отдыхает в Болгарии. В обоих случаях ее в городе не было.
– Хорошо, задача упрощается. Теперь надо выяснить, кто из оставшейся четверки мог быть причастен к первому убийству? Хотя бы теоретически. Подумайте.
– А что тут думать. Из аэропорта Андрея вез мой водитель.
– Вадим?
– Да, Вадим. По его словам, они никуда не заезжали. Он высадил Андрея там, где тот просил, и все.
– Но если хотели отравить вас, то в бутылку впрыснули яд раньше. Еще до отлета.
– Так я весь день тогда с Вадимом ездил. С утра документы на новую «Волгу» в ГАИ получил. Я на ней сам за рулем и поехал, обкатал. А Вадим на моей служебной. Коньяк, кстати, в той машине и лежал.
– Значит, основной подозреваемый – Вадим. А секретарша имела доступ к бутылке?
– Света? На работу я, конечно, заезжал. Не помню, заносил с собой коньяк или в машине оставил. Я с утра отоварился в «кормушке», спецотдельчик у нас имеется при центральном гастрономе. В ГАИ немножко поделился, Вадиму со Светой отдал. Они муж и жена, а я своих подкармливаю, чтобы служили преданнее…
– Муж и жена? – удивленно воскликнул я. – Вы сказали, что ваша секретарша и водитель – муж и жена?
– Да, Евтимовы, три года назад поженились. Так даже лучше. Меньший круг людей посвящен в мои тайны. Света у меня давно, девчонкой ее взял, еще на прежней должности. Складная такая девочка была, хорошенькая. – Юрий Борисович задумался. Мне показалось, что он погрузился в приятные воспоминания. – А потом у меня появилась Женя. Света вышла замуж, и я пристроил ее паренька Вадима к себе.
– Муж и жена… Это меняет дело. Если они в сговоре, их возможности удваиваются.
– Я как-то об этом не подумал.
– Итак, среди подозреваемых у нас семья Евтимовых и, – я грустно посмотрел на собеседника, – Евгения Русинова.
– При чем тут Женя?! – взвился Калинин. – Сам говоришь, что коньяк еще до аэропорта отравили.
– Так вы же встречались с ней до отлета. В университете. Забыли?
Калинин насупился, упрямо покачал головой.
– Она не могла этого сделать! Не могла!
– Я тоже в это не верю. Но она присутствовала и при первом, и при втором отравлении. К сожалению, это факт.
– Слушай, Заколов, ты Женю не трогай, – Калинин почти навалился на меня. Даже в темноте было видно, как покраснело его лицо. – Она… Да что ты про нее знаешь?!
Мы помолчали. Калинин успокоился и продолжил:
– Надо найти настоящего убийцу. Настоящего! Чтобы на Женю и подумать никто не мог. Согласен?
– Я – только за!
– Ну хоть тут нам делить нечего. – Калинин потянул меня за плечо. Пристальный взгляд из-под седых бровей прощупал мое лицо: – Ты учти, я ради Жени готов на все.
Я попытался отвернуться. Калинин настойчиво дернул меня еще раз: – А ты?
Мне было неприятно, что кто-то еще претендует на особую преданность моей любимой девушке. Но я в очередной раз понял, что чувства этого пожилого человека к Евгении Русиновой мало чем отличаются от моих.
