– Мы воюем с дьяволом, поэтому нам позволительно применять отчасти дьявольские средства.
Генерал молчал.
– Вы хотите победить или нет? Вы хотите вогнать осиновый кол в горло Харуджа?
– Я генерал, а не гробокопатель.
Мартин де Варгас засмеялся:
– Пусть, пусть вам достанется слава победителя, а мне – лавры могильщика, только разрешите мне делать то, что я считаю нужным. Разрешите!
Лежащий на пропотевших циновках больной прокричал что-то невразумительное и жутко заворочался.
– А если я вам не разрешу, вы займетесь этим на свой страх и риск.
– Безусловно.
Куэльяр махнул рукой и зашагал прочь от шалаша. Мартин де Варгас догнал его.
– Прикажите поставить возле больного охрану, не надо, чтобы все узнали о нем. Всем не объяснишь, что это не опасная болезнь, а просто отравление. Может начаться паника.
Генерал усмехнулся:
– Что еще?
– Велите, строго велите кипятить всю воду, что идет в питье и на приготовление пищи.
– Все?
– Сами, и ваш сын, и офицеры все время обтирайтесь уксусом и окуривайте свои палатки дымом.
Куэльяр остановился и в упор посмотрел на капитана:
– Так это не чума?
Капитан и глазом не моргнул.
– Нет. Это не может быть чума, и это не она.
Наступила минута мучительного молчания. Прервал ее Мартин де Варгас:
– И отдайте приказ немедленно строить большую катапульту, умоляю вас!
Одну из «трупных» команд капитан возглавил сам.
Двухчасовая скачка на юг сквозь колючие кустарники, потом по потрескавшемуся дну высохшего озера, дальше между двумя неодинаковыми по форме, но одинаково терракотовыми горами. По дороге попалось три деревни и три кладбища. Деревни выглядели мертвее. Ни одной живой души, хотя бы собачьей. Жизнь ушла из этих мест туда, где была вода и не было войны.
– Там! – указал плеткой Логроньо.
– Что там?
– Кажется, поднимается дымок.
Сержант указывал на бледную, невесомую, почти невидимую струйку, которая чуть колыхалась над зарослями песчаной акации. Это неприхотливое как верблюд дерево растет в тех местах, где не может выжить ни трава, ни животные, ни люди. Например, на склонах голых алебастровых вершин. Там бесполезно кого-либо искать.
– Вперед! – скомандовал капитан.
Хорошо зная своего командира, всадники начали вытаскивать из ножен шпаги.
Мартин де Варгас плавно огибал пыльную заросль, пока не натолкнулся на тропинку.
– Вперед! – повторил он свой приказ, поворачивая коня на нее.
Тропинка была узкая, кони неслись быстро, ветки рвали одежду. Кто-то неосторожно отклонился в сторону и был выброшен из седла.
Капитан и не подумал останавливаться, он уже почувствовал запах добычи.
Акациевая роща кончилась внезапно. Открылся большой голый пустырь. Посреди него за невысоким глинобитным забором стояло круглое куполообразное здание с торчащим из крыши деревянным штырем, на который был надет человеческий череп.
Не останавливаясь ни на мгновение, капитан направил коня к воротам, обозначенным деревянными столбами. Они были затворены, но не заперты. Простым живым натиском испанцы заставили их раскрыться. И вот какая открылась картина.
По двору, построившись в затылок друг другу, замкнувшись в кольцо, плясало несколько десятков дервишей. Это слово первым приходило на ум при взгляде на них. Рваные халаты, высокие колпаки с густой опушкой, закрывающей глаза, посохи. Они что-то ритмично вскрикивали и, ударив посохом в землю, делали шаг. Затем опять вскрик, опять удар, опять шаг.
Вскрик, удар, шаг.
Вскрик, удар, шаг.
На каком языке они кричали, понять было нельзя.
Они находились в состоянии такого глубокого самозабвения, что не сразу обратили внимание на гостей. Успели совершить по крайней мере еще целый круг вокруг вкопанного в землю столба. Он-то и служил центром их притяжения.
В углу, если так можно выразиться, круглого двора горел костер, сложенный из узловатых ароматических веток. Это было нелишним, потому что внутри двора нестерпимо смердило. Минуя костер, дервиши заполняли свои легкие и ноздри очищающими запахами. Дымок этого костра как раз и увидел Логроньо.
Испанцы в оцепенении и недоумении взирали на этот сомнамбулический танец. Только физиономии их кривились от вони.
Тетива транса лопнула внезапно.
Раздался дикий взвизг, и круг распался. Носители колпаков разом обернулись в сторону непрошеных гостей. Глаза их были не видны за густой черной опушкой капюшонов.
Раздался еще один взвизг – причем было не видно, кто именно командует,– и посохи в руках у дервишей мгновенно разъялись на две части, одна из которых сделалась ножом. И в следующее мгновение эта молчаливая безглазая толпа разом кинулась на испанцев.
На Мартина де Варгаса эти устрашающие манипуляции не произвели ровно никакого действия. Неопытный человек в этой ситуации, наверное, испугался бы и бросился бежать – и как раз прискакал бы в объятия смерти. Капитан, наоборот, резко подал вперед своего жеребца. Мощная конская грудь снесла с ног первого дервиша, второй воткнул свой нож в толстенный, бычьей кожи нагрудник и сломал лезвие, оставшись безоружным, третьему капитан аккуратно проткнул горло.
Другие испанцы действовали хоть и с меньшим блеском, но тоже результативно. Не сумев сокрушить неприятеля своим духом и видом, свирепые служители неизвестно какого бога кинулись врассыпную. Они с такой ловкостью и легкостью перескакивали глинобитный дувал
[50]
, что этим нельзя было не восхититься.
Мартин де Варгас осмотрел покинутое дервишами поле битвы и остался доволен. Дело в том, что к центральному столбу были привязаны четыре полуразложившихся трупа.
– Это как раз то, что нам нужно.
– Да? – без всякого энтузиазма, зажимая нос, поинтересовался Логроньо.
– Как прихотливы иногда извивы судьбы! Мы сражались как львы, и лишь затем, чтобы отбить у гиен их презренную добычу.
– А кто эти люди?
– Это марабуты, Логроньо. Орден дервишей-убийц. Их религия – смерть, их епископ – нож, их ладан – трупный запах. Надо отвязать эти тела и завернуть во что-нибудь.
– Во что?
– Зайдите в этот… храм, может быть, там есть какие-нибудь одеяла, кошмы.
Нашлись одеяла, нашлись кошмы, но и кое-что сверх этого. Из прогнившей темноты выволокли на свет высохшего бельмастого старика в грязной парче и в ожерельях из человеческих зубов. Пальцы его с чудовищно длинными ногтями были унизаны несколькими десятками драгоценных перстней. Он шипел беззубым ртом и, кажется, хотел кого-то укусить.
