Майор встал и налил себе водки. Хорошо было бы по–настоящему напиться. Не с горя. Иногда с похмелья голова работает с особой, отчаянной точностью, как будто не существует проблемы выбора и психологических бездн. Впрочем, лучше не рисковать. Часто голова с похмелья вообще не работает.
Так что же, черт, делать?!
Есть еще Клавдия Владимировна, мать братьев. Когда–то, видимо, властная и, может быть, красивая женщина. Но сейчас у нее никакого влияния на сыновей нет. Съездить к ней, конечно, можно, рукой подать, пять километров от Кольцевой… Нет, бессмысленная трата времени и гипертонический криз для старушки. Оставалось только лечь досыпать — с верой в то, что утро подарит неожиданную мудрость.
Утром майор собрал всех людей, которые могли принести хоть какую–нибудь пользу в деле вызволения шефа. Позвал и Кечина, и тот явился, несмотря на рань. И привел с собой Бурду. После недавнего совместного броска в Киев оба финансиста, видимо, чувствовали себя до некоторой степени членами спасательной команды. Бурда улыбнулся начальнику службы безопасности при встрече взглядами, эту улыбку можно было истолковать как обещание отслужить за совершенные прежде глупости. Кечин, будучи членом совета директоров, вел себя крайне сдержанно.
Больше всего бросалось в глаза отсутствие Рыбака. Елагин, разумеется, сделал вид, что так и надо.
Кечин сам начал разговор, подчеркивая свой статус:
— Я понимаю, чего вы от меня ждете. Денег и оптимизма. Денег дам. С оптимизмом сложнее. Я считаю, что в руководстве фирмы работает предатель, и, пока мы его не вычислим, вытащить Аскольда Сергеевича не удастся.
Елагин уважительно кивнул в ответ и предложил своим людям:
— Докладывайте.
Он потребовал подробностей — отчасти чтобы самому погрузиться в детали дела, отчасти с целью продемонстрировать, какого масштаба и тщательности работа производится службой охраны. За сто часов, прошедших с момента «похищения», были произведены десятки контактов с представителями различных отечественных и украинских служб, с информированными людьми, повторно просканирована территория, контролируемая криминальными силами. Информации было много — в том числе неожиданной и интересной, нарисовались на горизонте очертания нескольких больших, вполне возможных неприятностей для «Стройинжиниринга», которые не были бы обнаружены в обычном режиме работы. Так, проверяя в доме проводку, можно обнаружить, что сгнили водопроводные трубы. Кечин и Бурда что–то записывали. Будь здесь Аскольд, закипела бы бурная упредительная работа. Но его не было, и не появилось никаких намеков на то, где он мог бы находиться. Несомненно одно — до Киева он доехал. Из гостиницы «Украина» вышел. Но направился в здание МВД, где и исчез.
«Политические» контакты тоже не принесли ничего утешительного. Опять все замыкалось на Аскольда. Вот если бы он сам поехал в Думу, в ФСБ или в администрацию президента, тогда… В общем — круг. Чтобы спасти Аскольда, нужен был Аскольд.
— Мы, конечно, еще попытаемся… — неуверенно растягивая слова, сказал Гурин, работавший какое–то время в Совете Федерации, кажется в пресс–службе.
Елагин кивнул ему: пробуйте. И начал перекладывать бумажки перед собой на столе. Это был намек гостям из финансового ведомства, что начинается сугубо профессиональная часть встречи. Финансисты были догадливы — сухо пожелали успехов и попрощались.
— Ну и с чем я пойду наверх к руководству? — обратился майор к оставшимся.
Бурда обернулся в дверях и дружелюбно заметил:
— Александр Иванович, а Дир Сергеевич не здесь, не в фирме.
— А где?
— Теперь штаб в «Формозе».
8
Поздоровавшись с Никой, Елагин показал пальцем на дверь кабинета «наследника».
— Там?
— Посидите, пожалуйста.
— Доложите, пожалуйста.
Здесь все майора раздражало. И облик секретарши, и фотографии на стенах, хотя он толком и не всматривался в них, и аквариум с цепочками пузырьков для толстых, еле двигающихся рыб, будто они находились не в воде, а в заливном. Александр Иванович не знал, что самое неприятное еще впереди. Оно вышло из дверей главредакторского кабинета, широко улыбаясь губастой пастью. Пропев обратно внутрь: «Яволь, Дир Сергеевич», — Рыбак увидел своего начальника, но нисколько не смутился. Всем своим видом он демонстрировал, что у него излишне спрашивать, почему он не явился сегодня на совещание к майору. Он был у генерала. Надо было как–то восстанавливать видимость статус–кво. Елагин мгновенно сориентировался:
— Подожди меня. Надо поговорить.
Рыбак кивнул. Неохотно, но для демонстративного выяснения отношений он еще не созрел. Не обращая на него больше никакого внимания, Елагин вошел в кабинет.
— Садись–садись, — приветливо указал на кресло Дир Сергеевич. — Знаешь, о чем я сейчас подумал? Почему нам совсем, ну совсем не жалко всех этих погибающих на кино–и телеэкране? Ума Турман десятками рубит головы, Шварценеггер дырявит из пулеметов–автоматов, вроде бы даже кровь течет реками — а мы никогда даже не задумываемся, что они — люди. Все эти смертники со второго плана. Почему?
К такому разговору и к внезапному переходу на «ты» майор не был готов и поэтому ответил банально:
— Мы просто знаем, что они актеры и не умирают по–настоящему, а кровь…
Дир Сергеевич недовольно замахал руками и тихонько загундел в нос:
— Нет–нет–нет, неправильно. Ведь если гибнет герой, Чапаев например, мы переживаем, а некоторые даже плачут. Хотя мы знаем, что Бабочкин не утонет.
Майор сдвинул брови, изображая работу мысли, потом слегка развел руками — сдаюсь.
— А мне все объяснил маленький мальчик. Сын. Мой. Мишка. Когда я у него спросил… короче, он сказал, что эти герои второго плана, отдаваемые сюжетом на заклание главному герою, все они берутся из рекламы, понимаешь? Они одной персонажной крови. Такие же искусственные. Мы это знаем в душе, и мы никогда не любим героев рекламы. Нам их не жалко, даже когда они переходят в кино и гибнут пачками. Понятно?
Елагин кивнул:
— У вас очень умный сын.
— Был. Теперь уже не столь. Теряет непосредственность.
Это заявление майор комментировать не стал.
Дир Сергеевич несколько секунд молча смотрел на него и спросил:
— Знаешь, зачем я тебе все это рассказываю?
— Нет. — Майора намного сильнее любопытства мучило желание спросить: когда это они перешли на «ты»?
— Не просто так, Александр Иванович. — Шеф, словно почувствовав, что немного хамит, чуть выправил положение. Все–таки «ты, Александр Иванович» это не так колет, чем голое тыканье. — Я веду к теме нашего предыдущего разговора. Я не забыл, как ты, наверно, надеялся. Скажи, ведь надеялся, что у Дира–командира семь пятниц на неделе?
