Повернувшись к окну, Елагин обнаружил, что оно совершенно запотело — вступил в работу новый коньяк. Майор, тихо матерясь, вытащил из кармана платок и брезгливо стал удалять со стекла влажный налет, как бы вымарывая отложившиеся на них мысли «наследника».
— Слушай, Елагин, а тебе не кажется, что для пьющих водителей надо выпускать машины с дворниками внутри, а? — Дир Сергеевич засмеялся своей шутке.
Джип снова закачало на внезапных асфальтовых волнах. Голова говоруна перекатилась вправо, потом влево, что–то в ней переключилось, и снова началось про «неньку».
— Вообще, очень странно… Вот, к примеру, прибалты. Они маленькие, специально даже слово придумали — страны Балтии, потому что по отдельности их не видно, только если пучком. Стыдно опускаться до их геополитического уровня, а Украина себе это позволила. А знаешь, какой главный признак таких мелких стран?
Рыбак, ехавший рядом с водителем, вдруг обернулся к ним, жестом показывая, что просит опустить стекло. Елагин нажал кнопку. Прозрачная стенка сползла вниз.
— Главное — это отношение к свободе. Для стран мелких, цыплячьих, свобода — всего лишь право выбирать себе хозяина.
— Приехали, — сообщил Рыбак, чуть морщась от хлынувшего на него плотного спиртового духа.
— Куда? — иронически поинтересовался «наследник».
— Надо решать, тут развилка, или мы сразу в изолятор, или сначала переночуем в Полтаве, а уж поутру… Что скажете, шеф?
Но шеф уже перешел из иронического состояния в состояние глубокого сна.
— Ночь, — сказал Елагин. — зря, думаю, съездим. Давай в койку.
— Направо, — скомандовал Рыбак водителю.
— Слушай, — сказал Елагин, — ты не бери в голову, что я опустил занавеску. Чтоб не запотевало лобовое.
— А я так и подумал, — сказал Рыбак, не оборачиваясь.
— «Русские — плохие хозяева, русские — плохие хозяева»! Так радовались бы, что мы так плохо у вас хозяйничали. Теперь у вас другие господа!.. Получив такую волю, на радостях перевели фамилии своих русских жителей на мову, дураки! Пушкин теперь должен зваться «Сашко Гарматный»! — возмущался Дир Сергеевич. Антиукраинские настроения донимали его даже на территории Морфея. — Никогда им не прощу… — Он всхлипнул и заснул окончательно.
3
Выехали на рассвете. В штабную машину на место Рыбака переместился Бурда, поскольку именно он раздобыл сведения о полтавском изоляторе. Утро было сырое, промозглое, но хотя бы не туманное. Украинская природа словно бы шла навстречу московским гостям. Ищете брата и начальника? Кали ласка.
— Ты карту взял? — спросил Елагин Бурду.
— И взял, и уже изучил.
— И что?
— Масштаб не тот.
— Что ты хочешь сказать?
— Нет там этой Нечипурихи.
— А что тебе сказал этот, ну твой контрагент?
— Сказал, что от Полтавы километров сорок по шоссе, как его… вот мы на него сейчас и выруливаем.
— А какие еще координаты?
— Никаких, честно говоря. Доедете, мол, до Нечипурихи и там спросите, вот и все.
Елагин потер переносицу указательным пальцем, как будто когда–то прежде носил пенсне.
— И сколько ты ему дал?
— Сколько он объявил, столько и дал… — Почувствовав нарастающее неудовольствие за спиной, Бурда торопливо конкретизировал: — Три.
Елагин покосился на лежащего в углу Дира Сергеевича и спросил у «штурмана»:
— Тебя как зовут?
— Бурда.
— А имя?
— Все равно не запомните. Зовите как все — Бурда. Я привык.
— А все–таки?
«Штурман» удивленно и немного испуганно обернулся.
— Так вы что, думаете, меня кинули? Никакого изолятора здесь нет?
Было бы куда — майор бы сплюнул.
— Если бы можно было вернуться, я б его нашел.
— Не говори ерунды, Бурда. Никогда тебе его не найти. Этот человек работал не на себя. Засланный казачина. Он направил нас сюда, чтобы выманить из Киева. Они не просто перед нами построили стенку, они куражатся.
— Так что же — не ехать?
— Покажи карту.
— Вот. Возьмите мой фонарик.
Майор довольно долго изучал сложенный в размер планшетки лист.
— Едем или нет? — не выдержал «штурман».
— Проверить–то надо. Боюсь, без политической поддержки нам с этим делом не разобраться. Но перед тем как обращаться за такой поддержкой, нужно сделать свою часть работы. Понял, Бурда?
— Понял. Меня зовут Валерий Игоревич.
— Очень приятно, — произнес Елагин, иронически поглядев на спящего Дира. — Отец у тебя, значит, Игорь. Густовато пошли князья.
Бурда неуверенно кивнул и уже готов был рассказать историю получения своего имени, но майор укрощающе шевельнул рукой — с него было достаточно семейных историй на эту поездку.
Тронулись.
Дороги расползались, как раки.
4
— Вот она! Вон! — крикнул Бурда, тыча вперед тонким пальцем и подпрыгивая на сиденье своим худощавым тельцем. Один раз даже припечатался голым затылком к обивке.
— Нечипуриха, — прочитал Елагин надпись на дорожном указателе, и, облизываясь, скомандовал водителю: — Вася, поворачивай.
Остановились на окраине.
— Иди на разведку, — велел Елагин Бурде, — а мы тут пока под липами постоим.
Бурда кивнул, не возражая против того, что его заставляют выступать в чужом амплуа. Пригладив волосы по бокам острого черепа, он вздохнул и открыл дверцу. Елагин подмигнул. Можно, конечно, было отправить и Василия, но ему захотелось, чтобы инициативный клерк Бурда выпил чашу своего кретинизма до дна.
Из второй машины подошел Рыбак, показал сигарету: давай покурим. Некурящий майор откликнулся на приглашение. Заместитель выпустил облако дыма и тут же стал разгонять его — из соображений псевдоделикатности.
— Дыши в сторону.
— Звиняйте, дядьку.
Елагин смотрел, как Бурда поднимается по ступенькам местного магазинчика, для чего–то улыбаясь сидящим у входа на перевернутых ящиках бабкам.
— Не слишком ли мы шумно нарисовались? — разгоняя сигаретное облако обеими руками, спросил Рыбак. — На двух «лендкрузерах». Может, об нас уже названивают куда тут надо.
— Не названивают, некуда.
— Что?
— Да нет тут никакого исправительного учреждения.
Умный Рыбак не стал переспрашивать, сам понял, что не было досказано. Следующую порцию дыма выдохнул далеко в сторону. Ему стало жалко Бурду, хотя до этого он просто презирал финансового «ботаника».
