И вдруг — пылевое облачко. С той стороны, где горы, где угнездился «хозяин Памира». Приближается джип. Первая мысль — опять поборы! Надо было сразу оговорить, на какой срок действительна выданная главному аборигену сумма. У людей западных и восточных очень различны представления о том, как считать время и как считать деньги.
На джипе, в сопровождении двух меднолицых охранников, прибыл брат улыбчивого Рустема — Тахир. Тот самый, что был унизительно изгнан со встречи старшего брата с гостями. «Хочу посмотреть», — объяснил он свое появление. Даже энтузиаст научного подхода к жизни Нестор Икарович не поверил в искренность этого интереса и все ждал, когда тот заведет разговор, ради которого реально прибыл. Ждал и мысленно пересчитывал схороненные в особом месте зеленые бумажки. Когда на экспедицию обрушиваются два бедствия сразу — жестокий конъюнктивит и жадный абориген, экспедицию можно считать погубленной.
Тахир не спешил. Он ходил по лагерю. Не улыбался, как брат. Задавал вопросы, призванные свидетельствовать, что он не дикарь, а начитанный человек. Что–то насчет сотового роуминга и прочее. Что здесь удивительное место для таких дел, как будто прямо над лагерем повешен спутник связи. Заявил, что ему приятно было бы дружить с человеком науки, даже лестно. После этого заявления Нестор Икарович понял, что деньги придется отдать все, а то, не ровен час, пристрелят или сплавят вниз по горному эскалатору. Он уже было собрался сам задать сакраментальный вопрос «сколько?», как Тахир, брат Рустема, сказал, что в знак предлагаемой дружбы он готов показать господину ученому что–то очень интересное.
— Пошли? — спросил Тахир.
Нестор Икарович угрюмо смотрел на него: длинный, худой, узко посаженные глаза, горбатый нос, длинная, свивающаяся в сосульку борода. Редко встретишь братьев, столь не похожих друг на друга, как Тахир и Рустем.
— Ну, пошли, — согласился начальник экспедиции. Он рассчитывал, что абориген покажет ему какую–нибудь безделицу на территории поселка. Но тот подвел его к своему «паджеро».
— Садись.
— Но–о… — Кляев повел рукой, подразумевая оставляемое без присмотра оборудование.
Тахир объяснил, что его «человек» присмотрит за всем ценным. «Человек» тут же сел в тени «лабораторного» здания и поставил «калашникова» между коленями.
«Сейчас отвезут куда–нибудь подальше и пристрелят, а оборудование размонтируют и стырят» — так думал начальник экспедиции, усаживаясь на горячее переднее сиденье японской машины. Он сам бы не мог ответить, чего ему не хотелось больше, первого или второго.
Тахир погнал машину вдоль реки, метров через сто резко взял руль вправо и бросил ее прямо в бушующий поток. Брод, догадался Кляев. И тут же почувствовал себя ужом на сковородке. Ударился головой в потолок, виском в боковую стойку, левым локтем в ухо водителю, опять головой — только теперь непонятно, обо что именно! И вот уже другой берег. Тахир что–то весело кричал, потирая ушибленное ухо. Мотор ревел, взбираясь на берег разорванной колесами реки.
Путешествие оказалось коротким. Буквально несколько сот метров. Подарок находился недалече и представлял собой невысокий, неравномерно раздвоенный серый скальный вырост, не бросающийся в глаза из лагеря на фоне серого основания снеговых вершин. Разве что если специально присматриваться.
Нестор Икарович еще не перестал опасаться за свою жизнь — может быть, у аборигенов принято расстреливать ученых в каком–то конкретном месте? У серой скалы, например.
— Пошли, — сказал Тахир.
Телохранитель остался на водительском месте. Это казалось хорошим знаком. Грязную работу принято поручать слугам.
Подойдя к скале вплотную, Кляев увидел что–то вроде вырубленной в камне лестницы, очень грубо, ступени не сплошь, а только в тех местах, где это необходимо. Тахир уже запрыгнул на первый камень и делал энергичные жесты — за мной, за мной!
Вершина скального выступа оказалась плоской, полунакрытой сверху выступом скалы, на манер крыши современного стадиона. В стене зияли две неодинаковые по размеру черные дыры. Нестор Икарович огляделся. Если глядеть из–за естественного бруствера, окружавшего площадку, лагерь, река и пространство вокруг оказывались как на ладони. Естественная наблюдательная площадка.
Любопытно, только зачем мне это, подумал начальник экспедиции.
— Пошли! — продолжал приглашать Тахир в пещеру, что побольше.
Нестор Икарович вздохнул и последовал за ним. Первое, что бросилось в глаза при входе, это был фонарик Тахира. Луч сновал по стенам, по полу, выхватывая изображения. Ну конечно, кострища. Вряд ли интересные. Туристы их обычно запаляют там, где жгли еще неандертальцы. Кости? Клянусь, это не саблезубый тигр, а прошлогодний баран, усмехнулся ученый.
Тахир двинул лучом вверх по стене.
— Мумие? — предположил Нестор Икарович.
Да нет, летучие мыши висят там и гадят. Тысячи лет. Только вопрос, как у них получается это в висячем вниз головой положении?
— Не мумие, — лаконично возразил Тахир, остановив свет своего фонаря на одном из относительно гладких кусков каменной стены на уровне глаз.
Нестор Икарович вгляделся, подошел поближе, зачем–то старательно втягивая воздух ноздрями. Да, это не мумие, это, несомненно, какой–то рисунок. Если только не новодел, то это ведь могло быть…
Возвращались под музыку. Джип оглашал пространство звуками бесконечной восточной мелодии. Тахир продолжал говорить о дружбе, набивал себе цену, утверждая, что у него есть «свои люди» и в Хороге, и даже в Душанбе, что означает, что с ним дружить очень полезно. Брата Рустема он любит, но может делать дела и сам. Со своими друзьями.
Под конец он доказал, что они с Рустемом очень не похожие друг на друга люди. «Хозяин Памира» взял с Нестора Икаровича две тысячи долларов, а вот его брат не только ничего не взял, но еще и сделал возможно ценнейший научный подарок.
Начальник экспедиции, провожая гостя после импровизированного ужина, состоявшего из разогретой тушенки и шоколада, уже искренне радовался, что у него появились свои люди в Гондване.
Москва
1
Сын ехал к матери. Ему просто некуда было больше поехать после разговора с начальником своей службы безопасности. Этот майор высасывает все силы — и моральные, и физические. Совершенно бессовестный, можно даже сказать, бесчеловечный человек. Дир Сергеевич всегда себя плохо чувствовал даже после непродолжительного разговора с этим удавом в пиджаке. Зачем держать такого субъекта рядом с собой, в опасной близости от своей неврастении? Во–первых, он с самого начала слишком плотно и многообразно был задействован в истории с поисками Аскольда. Убрать его означало бы, что младший брат не слишком желает возвращения старшего. У майора был слишком большой авторитет среди менеджмента и охранного аппарата «Стройинжиниринга». Пусть отчасти людоедский, но тем не менее. Кроме того, только майор и Рыбак были посвящены в «план великой мести». Никому ведь больше об этом не расскажешь, не объявишь как официальную цель деятельности фирмы, а то еще сдадут в психушку. Во–вторых, с течением времени стало понятно, что его безопаснее держать при себе, чем на выселках. Все–таки под каким–то контролем. И в–третьих, была все же надежда, что майор найдет председателя. Найдет и «вытащит». Если, конечно, не он сам все это устроил. Имеется в виду похищение. Может, это уже и не похищение. Может, Аскольд валяется где–нибудь в лесу под Киевом на пару с головой Гонгадзе, приконченный подручными майора. А все представлено так, что это заговор злонамеренных украиноидов.
