И в этот момент вернулся Рыбак. Сразу стало понятно — поход окончился неудачей, это смущало Рыбака, даже поганые поручения начальства надо уметь выполнять. И даже в первую очередь именно поганые. Он вздыхал и двигал огромными ноздрями и бровями.
— Ну что? — поинтересовался «наследник», не открывая глаз.
— Не нашел, — посетовал гонец, прикидывая реакцию «наследника». — Спать, видать, легла.
— Да врешь ты все, — рассмеялся вдруг Дир Сергеевич. — Ты и не искал ее. Ты черт знает чем занимался — я, брат, знаю тебя, шельмеца!
Рыбак развел руками, не понимая, как себя вести. «Наследник» вдруг вскочил со стула, подбежал к окну и стал тыкать в стекло пальцем. За окном открывалось зрелище непростительной красоты. Темно–темно–синее небо с огромными, сытыми звездами и ярким, сочным желто–серебряным месяцем. Так малюют украинскую ночь начитавшиеся Гоголя мультипликаторы.
— Ты нарисовал его, пока мы тут пели, — обернулся «наследник» к Рыбаку.
Все рассмеялись. Но шеф, оказывается, не шутил. Он схватил нож со стола и бросился к выходу с криком:
— Щас я его соскоблю! Такого месяца не бывает!
Собутыльники встали, им было лень участвовать в играх шефа, но совсем уж проигнорировать его каприз они посчитали невежливым. Кряхтя и отрыгивая, правящая верхушка «Стройинжиниринга» двинулась к выходу.
Вылетев на воздух, Дир Сергеевич какое–то мгновение был парализован, словно муха, запечатанная в холодном хрустале. Только легкие выдавали расплывающееся облачко белого дыхания. Ночь в натуральную величину оказалась намного грандиознее того, что было видно через красивое окошко. «Наследник» повертел головой и обнаружил, помимо звездного неба над головой, еще и приметы какой–то мелкой человеческой жизни тут, внизу. Очертания хаток, светящиеся окошки, телега с торчащими в небо оглоблями — так, словно сбежавший от нее конь превратился в созвездие. Чу! Мелькнула тень. Это, несомненно, Леся огибает угол соседней хаты с ведром водицы: гибкий стан, тонкая рука. Не размышляя, Дир Сергеевич метнулся за тенью, спотыкаясь о комки подмерзшего чернозема.
За его спиной распахнулась дверь, и в ночной мир стали вываливаться замедленные фигуры пропитанных горилкой москвичей.
Устремленному Диру Сергеевичу было не до них: главное — не рухнуть, потому что почва Украины сопротивлялась его желанию настичь молчаливую официантку. С разбегу вцепившись в угол хаты, москаль выглянул из–за него и увидел, что его избранница поднимается на низенькое крыльцо. Собрав остаток сил и окутывая замедленные звуки белым облачком дыхания, он прошептал ей вслед:
— Ле–е–эся!
Беглянка замерла, потом повернулась, не ставя ведро на крыльцо. Дир Сергеевич принял это за готовность выслушать его и, мучительно стараясь держаться вертикально, зашагал к ней. Пересек освещенное пятно земли, усыпанной соломой, схватился за столб, подпирающий крылечный навес. Лица девушки он почти не видел, ему лишь было важно, что его слушают. И он торопливо заговорил о том, что одинок, но в то же время богат; что, увидев ее, понял — только одна она нужна ему, и поэтому она должна поехать вместе с ним. Чем дальше он откровенничал, тем несуразнее была его речь. Он говорил, что не молод — но ведь и не стар; что если Леся согласится, то будет спать на золоте, а есть на чистом шелке, а уж черевичек у нее будет целый магазин. Да, тут восхитительные ночи, но он устроит ей ночи еще восхитительней, и пусть не сомневается, что деньги у него есть.
Его речь прервал внезапно хлынувший из темноты водопад ледяной воды. Его чуть не сбило с ног, но он устоял и даже бодро фыркнул, освобождая переполненные ноздри. И не вскипел, как вроде должен был бы, а сказал укоризненно:
— Леся, не лейся!
— Я не Леся, а Наташа, — отрезала девушка с пустым ведром. И это несколько расстроило ухажера. Он уже начал привыкать к мысли, что его избранница немая, что могло бы быть большой изюминкой в хохлушке.
— Ты меня обманула… Но я–то честный! Раз уж звал тебя к себе — так вот визитка. — Дир Сергеевич не без труда извлек из нагрудного кармана пиджака свою карточку, повертел ею в воздухе и, поскольку ее не спешили принять, сунул в пустое ведро. — Все, я — баиньки… — И куда–то пошел — то ли в поисках ночлега, то ли каких–то новых впечатлений.
Потерявшие своего шефа господа москвичи громко недоумевали, куда он мог пропасть тут между тремя хатами? Им было невдомек, что сильным душевным порывом «наследника» вынесло с территории экзотического хутора в голую степь, где он и петлял в сырой темноте, обуреваемый алкогольными образами.
Потерять еще и второго руководящего брата было бы слишком для «Стройинжиниринга», поэтому господа ответработники нервно забегали, выветривая из голов горилочные пары. К ним подключились оба шофера и обслуга.
— Свету! Нет ли здесь какого–нибудь свету?!! — пискляво вопрошал Бурда.
Четыре мощные фары ударили горизонтальными столбами в разные стороны заповедного места. Отворили все двери, кто–то выскочил с головней, добытой из печи, но обжегся и, матерясь, зашвырнул головню в темноту.
Конечно, Дира Сергеевича скоро нашли. Он хоть и увлекся в сторону от хутора, но не так чтоб слишком далеко. Обнаружился на какой–то стерне, в гипнотическом состоянии, руки в карманах, голова на груди. Медленно качался и бормотал какое–то одно словосочетание. Когда прислушались, разобрали: «гетера Эсмеральда, гетера Эсмеральда».
Значительно больше, чем бессмысленная речь, поисковиков озадачило, что шеф был абсолютно мокр. Рыбак тут же отдал ему свой пиджак, дабы уберечь от опасного ночного ветра. И Дира Сергеевича повлекли к машине.
— Заводи! — велел Елагин Василию.
В тот самый момент, когда началась погрузка беглого тела, кто–то из работников хуторского ресторана врубил «иллюминацию», состоявшую из двух прожекторов, направленных вверх, прямо на трубу той хаты, где гулял «Стройинжиниринг». Мгновенно пришедший в себя шеф ткнул в ту сторону пальцем, где сходились два луча, и закричал:
— Черт! Глядите, черт! черт!
На трубе действительно сидел скрюченный чертяка, с рогами, мерзким хвостом и похабно оскаленной пастью.
Елагин вздохнул, силой пропихнул шефа внутрь салона, забрался сам и скомандовал:
— Трогай.
— Ты что, майор, не пугай, там что — ничего нет?! Это что — «белочка», раз чертей вижу?
— Нет, Дир Сергеевич, вы правы, там черт. Он там всегда сидит.
— Вот видишь!
— Из фанеры, на шесте. Он уже был, когда мы подъехали. В профиль его не видать. А теперь прожектора на него направили. Для колорита. Луна, горилка, черт…
Дир Сергеевич удовлетворенно откинулся на сиденье.
— Вот видишь, я прав: они сами знают, бисовы черти… — и тут же уснул.
Москва
1
— Только не сюда! — пробормотал, с трудом раскрыв створки опухших очей, дыша тяжелейшим перегаром, Дир Сергеевич.
