– Не надо, – я попыталась наладить контакт с
фурией, – я не собираюсь ложиться спать, девочка совершенно мне не мешает,
пусть себе сидит.
Но Елизавета молча перетащила несопротивляющегося ребенка на
свое место.
– Спать пора, – коротко приказала она.
– Не хочу, – неожиданно закапризничала
Маша, – не хочу без сказки.
Черные, бездонные глаза ребенка наполнились слезами,
вьющиеся темные волосы рассыпались по плечам. Смуглая девочка походила на
цыганочку и была очень хорошенькой.
– Ложись, – не дрогнула мать.
– Дядю Рому позови, он мне сказку расскажет.
– Потом. Вот приедем к бабушке, тогда дядя Рома и
почитает тебе книжку.
– Сейчас!!! Хочу сейчас!
– Дядя Рома спит в соседнем купе, завтра его
увидишь, – попыталась унять истерику Елизавета.
– Правда? – всхлипывала Маша. – Дядя Рома
тоже едет? А моя бабушка хорошая?
– Конечно!
– Почему дядя Рома не с нами?
– Ему билета не хватило, видишь, там тетя сидит!
– У-у-у, противная! – заныла Маша.
Елизавета порылась в сумочке, достала голубенькую
таблеточку, разломила ее и дала дочери:
– На!
Девочка безропотно съела лекарство и, мгновенно
успокоившись, легла.
Я тоже вытянулась на полке и повернулась лицом к стене.
Неожиданно меня сморил сон. Вагон мерно покачивался, в купе работал
кондиционер, время было позднее.
Чья-то легкая рука тронула меня за плечо. Я подскочила и
ударилась головой о сетку, в которой лежало полотенце.
– Испугала вас? – улыбнулась проводница. –
Поднимайтесь потихонечку, скоро Москва. Разбудите свою соседку.
– Может, сами ее толкнете? – зевнула я. –
Мне, честно говоря, не очень хочется с ней связываться.
Проводница тяжело вздохнула, повернулась и сурово сказала:
– Гражданочка, поднимайтесь, поезд приближается к
Москве.
Противная Елизавета, очевидно, крепко спала и поэтому не
слышала призыва проводницы. Голову Елизавета прикрыла одеялом, девочки на полке
не было. Очевидно, когда я заснула, мать отвела ребенка к некоему Роману,
который ехал в соседнем купе, небось хотела спокойно выспаться. Вон как крепко
дрыхнет! Впрочем, часы показывали шесть утра, большинство людей в это время
привыкли мирно сопеть в подушку.
– Эй, – повысила голос хозяйка вагона, –
просыпайтесь!
Но молодая женщина не реагировала.
– Вы ее потрясите, – мстительно предложила я.
– Такая скандальная, – задумчиво протянула
проводница, – вон бригадира поезда потребовала. А с какой стати? Чего
хотела? Билет у вас есть, в чем проблема? Эй, гражданочка! Поднимайся!
Я встала, протиснулась мимо проводницы, вышла в коридор,
сбегала в туалет, умылась, попыталась пригладить торчащие дыбом волосы и
побрела назад.
Я редко выезжаю из Москвы, а в таком вагоне вообще очутилась
впервые. Он был явно не российского производства. Коридоры тут оказались уже,
чем в наших поездах, купе меньше, зато туалет совершенно замечательный,
вакуумный, как в самолете, и хирургически чистый. Мое место находилось
посередине вагона, и проводница до того, как подняла меня, должна была
разбудить уже половину пассажиров, но за закрытыми дверьми стояла могильная
тишина, и в коридоре никого не было с полотенцем на плече. Вагон мирно спал,
люди оттягивали минуту пробуждения. Я спокойно шла мимо окон, и тут вдруг
раздался надрывистый крик:
– Ой, мамочка, господи, спасите!..
Я ринулась было вперед, но тут из моего купе вылетела
растрепанная проводница и, воя, словно сирена, понеслась в противоположную от
меня сторону.
Я тяжело вздохнула и остановилась перед приоткрытой дверью.
Наверное, скандальная Елизавета Семеновна ударила проводницу или сказала ей
редкостную гадость.
До прибытия поезда в Москву оставалось примерно двадцать
пять минут. Надо бы выпить чаю. В конце концов, я заплатила бешеные деньги за
проезд и имею полное право на сервис. А чаю очень хочется, крепкого с лимоном.
Я заглянула в купе. Елизавета мирно лежала, повернувшись
лицом к стенке, похоже, она и не собиралась вставать. Я вошла. Ну куда
подевалась проводница? Не успела я об этом подумать, как на пороге возникла
группа людей, одетых в форменную одежду: двое мужчин и женщина. Увидев
проводницу, я обрадовалась и спросила:
– Можно стакан чая? С лимоном?
Она уставилась на меня и заморгала, а один из мужиков вдруг
поинтересовался:
– Вы соседка?
– Чья?
– Вот этой.
– В каком смысле?
Дядька потоптался на месте.
– Вместе ехали?
– Нет, я в Вязьме села, она уже тут была и оказалась
очень недовольна моим появлением. Простите, но, кажется, я имею право на чай?
– Люся, – сердито приказал дядька, – отведи
эту в служебку и напои.
Тут я по-настоящему возмутилась:
– Еще чего! С какой стати мне пить чай в вашем отсеке?
Я купила билет на законных основаниях…
– Девушка, – прервал меня мрачно молчавший до сих
пор парень, – вам дадут замечательный чай, а может, хотите кофе? Не тот,
что пассажирам предлагают, а наш, Люся сделает, да, Люсенька?
Баба оторопело кивнула и попыталась ответить, но из ее рта
вырвался звук, напоминающий кваканье молодой лягушки, подзывающей самца.
– У Люси и сливочки есть к кофейку, вкусные очень,
жирные, и булочки с маком. Вы идите в служебку, – продолжал соблазнять
меня парень.
А что? Выпить кофе совсем неплохо, тем более после почти
бессонной ночи. Я решила было пройти вперед, но тут увидела, что на лице более
старшего мужчины мелькнуло странное выражение, смесь облегчения с испугом, и
моментально остановилась. Минуточку, с какой это стати сюда заявились трое
проводников, один из которых бригадир поезда? Я узнала его, он несколько часов
назад пытался усовестить скандальную Елизавету. И почему меня столь упорно приглашают
на территорию, которая не предназначена для пассажиров? Отчего вдруг решили
угостить «своим» кофе, а не растворимой бурдой? Рассчитывают на чаевые? Но я не
похожа на «новую русскую».
