– Ваш муж Олег Куприн завел себе любовницу, профурсетку
Лесю Комарову, – зачастила «доброжелательница». – Имейте в виду, Леся
не замужем и явно наметила отбить у вас супруга.
Я не успела даже слова сказать, как из трубки понеслись
короткие, частые гудки. Наверное, на моем лице отразилось некоторое изумление,
потому что Тома насторожилась и воскликнула:
– В чем дело?
– Бред.
– А поточнее?
– Некая дама сообщила, что Олег якобы завел любовницу.
Вот ведь ерунда! Куприн – и измена! Смешнее и не придумаешь. Да у него все
время уходит на работу!
Не в силах удержаться, я рассмеялась. Честно говоря, не
ожидала, что Томочка воспримет всерьез заявление какой-то балбески. Я сама в
детстве баловалась такими звонками, просто мои шутки были не такими злыми.
Оставшись одна дома, набирала первые попавшиеся цифры и, услыхав «алло»,
спрашивала:
– Добрый день, беспокоят из домоуправления, вам унитаз
нужен?
В большинстве случаев люди, не ожидавшие подвоха, мирно
отвечали:
– Нет.
– Замечательно, – продолжала я, – тогда мы
сейчас придем и заберем его.
Кстати, Томуська тоже принимала участие в этих забавах. Мы
страшно веселились, слушая, как мужчины, поняв, что их одурачили, начинают
материться, а женщины грозятся выпороть проказниц ремнем. Во времена нашего с
Томочкой детства никто и не слыхивал об определителях номера, поэтому
шкодничать можно было практически безнаказанно. Но мы никогда не творили
откровенные гадости, не вызывали к кому-нибудь на дом милицию, «Скорую помощь»
и пожарных, просто разыгрывали людей. Очень хорошо помню, как мы напугали
неизвестную тетку, прикинувшись ее провинциальными родственницами.
– Тетенька, – верещала я в трубку, – неужто
нас не помните? Галька и Танька. Из деревни мы, к вам приехали пожить, месяца
на четыре.
– Да ну? – дрожащим голосом спросила несчастная.
– Ага, – подтвердила я, – гостинцы у нас,
кабанчик живой.
– Живой?! – ужаснулась бедняга.
– Именно, – продолжала я, показывая кулак
хихикающей Томочке, – живее не бывает.
– Господи, – пролепетала бедная, очевидно,
интеллигентная незнакомка, – что ж мне с ним делать?
– Ветчину и тушонку, – подсказала я.
– Боже?! – воскликнула несчастная. – С ума
сойти.
– Не волнуйтесь, – «успокоила» я жертву
розыгрыша, – с нами дядя Ваня приехал, он кабанчика прирежет в ванной,
колбасу сделает, будете ее потом до зимы есть. Специально подсвинка живьем
приволокли, чтоб мясо по дороге не стухло. Вы за нами к десяти вечера на вокзал
приезжайте, у самого входа встанем, мигом узнаете: дядя Ваня два метра ростом,
мы с Танькой тоже здоровые, а кабан в мешке визжит.
– Почему к десяти? – только и сумела вымолвить
вконец замороченная тетка. – Сейчас же два часа дня!
– Так дядя Ваня с Танькой в баню потопали, –
выдала я, – вши у них, хотят от паразитов избавиться, а то чесаться
надоело.
До сих пор не знаю, поехала ли ни в чем не виноватая женщина
на Курский вокзал и как долго она там разыскивала здоровенного мужика с двумя
подростками и верещащей свиньей. Надеюсь, что у нее все же хватило ума не
ездить. Лично я бы ни за какие коврижки не пустила к себе таких родственничков.
Наверное, незнакомка сообразила, что ее разыграли наглые
школьницы. Подчас нам с Томочкой взбредали в голову редкостные глупости, но
позвонить по телефону и, услыхав женский голос, сообщить о супруге-изменнике?
Нет, на такое мы не были способны, вот с кабанчиком вышло классно!
Я улыбнулась воспоминаниям. Тома с тревогой спросила:
– Что с тобой?
– Помнишь, как мы в детстве обманули довольно приятную
особу: дядя Ваня и Танька со вшами, кабанчик в мешке…
Томочка расслабилась.
– Да уж, та женщина и впрямь оказалась очень милой.
Другая бы стала орать и грозить милицией. Ты сама, услышь такое, что бы
сделала?
– Ну… сложно сказать.
Она прищурилась.
– А то я тебя не знаю! Небось начала бы кричать и
ругаться.
– Вполне вероятно, – усмехнулась я, – а
может, вспомнила бы, что сама такой была, и подыграла бы детям. Олег давно
убежал?
Вопрос явно риторический. Куприн, как правило, уносится из
дома около восьми. Сама не понимаю, отчего решила спросить у Томы про моего
майора. Но подруга, воскликнув: «Ой, горит!» – бросилась к тостеру.
Я удивилась, этот прибор имеет обыкновение отключаться
автоматически, и сейчас на кухне совсем не пахнет гарью. Но не успела я
высказать недоумение вслух, как раздался звонок в дверь.
Я пошла на зов и обнаружила на пороге своего папеньку с
большим чемоданом в руке.
– Здравствуй, доча, – радостно воскликнул Ленинид
и распростер объятия, – иди сюда, поцелуй папку!
Я тяжело вздохнула. Все ясно, он принял на грудь хорошую
дозу спиртного, в нем уже не меньше бутылки. Если Ленинид «скушал» сто
пятьдесят граммов, он просто глупо улыбается и мерзко прихихикивает, а когда
опрокидывает в себя около двух стаканов, начинает меня целовать. Я же терпеть
не могу объятий вообще, а уж пьяных в особенности.
– Тебя Наташка выгнала, – констатировала я, бросая
взгляд на чемодан, – за пьянство. Давно пора. Только зря сюда притопал, мы
честно предупредили: явишься подшофе, не пустим. Ступай себе с богом.
Папашка заморгал, потом с укоризной воскликнул:
– Ну доча! Не любишь ты меня совсем! Глянь-ка, что я
принес.
С этими словами Ленинид порылся сначала в одном кармане,
потом в другом, вытащил карамельку «Чупа-чупс» без обертки и, стряхивая с нее
налипшие крошки, забубнил:
– Знаю, любишь сладкое, вот вкусная конфетка, на
палочке, лакомись на здоровье.
