Похоже, я ошиблась, папашка набрался по самые брови. Стадия
дарения «конфетки» предшествует полнейшему остекленению Ленинида. Он, скорей
всего, выжрал почти литр водки. Ясное дело, что его нынешняя жена Наташка, дама
суровая, борющаяся с пьянством мужа при помощи простых народных средств, кулака
и скалки, выгнала свое сокровище вон. Но и я не лыком шита. Прожив все детство
с алкоголичкой Раисой, терпеть не могу выпивох, и Ленинид великолепно об этом
знает, хоть мы и встретились с ним, когда я, давно став взрослой, похоронила
мачеху.
[2]
Поэтому сегодня не пущу к нам папашку. Пусть едет куда хочет и сидит там, пока
не протрезвеет.
Глава 4
– Ну доча, – ныл Ленинид, опасливо косясь на
меня, – не злись на папку. Один я у тебя, другого-то не будет. И не пил
вовсе, так, пригубил чуток от радости. Ей-богу, только пару бутылок пивка
тяпнул, водки ни граммульки, ни капельки, лишь «Клинское» светлое, его даже
детям дают, от него одна польза и никакого вреда.
– Что же тебя столь обрадовало? – спросила я.
– Так Наташка отдыхать уперлась! – счастливо
воскликнул папенька. – Вместе с сыном и жабой. Путевку взяли, в санаторию
отъехали, на трехразовое питание, нервы лечить.
– С кем? – удивилась я.
Воображение мигом нарисовало Наташку, весьма грузную особу,
бодро шагающую к самолету. В руках наша бывшая соседка и моя теперешняя
«маменька» сжимает банку, в которой сидит здоровенная лягушка с выпученными
глазами. Но откуда она у Наташки? Жена Ленинида самозабвенно разводит цветы, а к
животным совершенно равнодушна.
– С кем она уехала? – повторила я.
– С сыном и с жабой, – повторил Ленинид, – с
моей тещей, чтоб ей минеральной водой захлебнуться там, любимой маме.
Тут только до меня дошло.
– Значит, Наташка с сыном и с матерью укатила на
курорт?
– Точняк, – подтвердил папенька, – желудок
полоскать.
– А тебя к нам отправили?
– Опять верно.
– С какой стати?
Ленинид горестно пожал плечами:
– Сам не пойму, дали чемодан и велели: «Ступай к своей
доченьке драгоценной. Мы тебя тут одного не оставим, нажрешься, как свинья,
грязь разведешь, баб притащишь». Сумку сложили и выпихнули.
Я ринулась к телефону. Ну, Наташка, погоди! Сейчас выскажу
ей все, что про нее думаю.
– Эй, доча, – воскликнул Ленинид, наблюдая, как я
яростно тычу в кнопки, – не старайся! Уперлись они, дома нет никого.
– Тогда ступай назад.
– Не могу.
– Почему?
– Да они дверь заперли, а ключи с собой забрали.
– У тебя что, своих нет?
– Не-а, они и мои утащили в санаторию.
– Послушай, ты же бывший вор, неужели не сумеешь замок
вскрыть! – не утерпела я и тут же пожалела о сказанном.
Ленинид, говоря языком милицейского протокола, твердо встав
на путь исправления, решительно порвал с преступным прошлым. И вообще,
некрасиво напоминать папеньке об ошибках молодости. Сейчас он честный гражданин,
отличный краснодеревщик, верный муж, а семь или восемь ходок на зону – я
постоянно путаю, сколько раз он сидел, – остались в другой жизни. На
данном отрезке времени Ленинид законопослушный гражданин, ну выпивает иногда,
так кто из нас без греха?
– Эх, доча, – пригорюнился папенька, – вор-то
вор, только по хатам не шебуршил, лопатники тырил у лохов,
[3]
с замком управиться, правда, сумею, но прикинь, что со мной Наташка с жабой
сделают, когда вернутся? Завизжат, словно потерпевшие, завоют… Уж пусти, Христа
ради, впрочем, коли не захочешь, я на вокзал пойду. Мне не привыкать бомжевать!
Я посторонилась.
– Входи.
– Ай, спасибо, ну дочура, ну хорошая, – зачастил
Ленинид, снимая ботинки, – я вам помогу. Вон, дверца у шкафа болтается.
Семен-то с Олегом безрукие, гвоздя не вобьют.
– Иди на кухню кофе пить, мастер, – усмехнулась я.
Злость куда-то испарилась. На Ленинида невозможно сердиться
больше десяти минут подряд. Несмотря на возраст, папашка сохранил совершенно
детское выражение глаз и обезоруживающую наивность.
Вернувшись в спальню, я с тоской посмотрела на стопку чистой
бумаги. Скоро надо сдавать в издательство новую книгу, у меня же в голове
зияющая пустота, никаких мыслей. О чем писать? Какую тему придумать?
Наркоторговля? Мафия? Милиционеры-оборотни? Все старо, как мир. Стоит зайти в
любой книжный магазин, и мигом натолкнетесь на кучку детективов, на тот или
иной лад перепевающих старые песни.
Взгляд уперся в календарь. Еще пара дней, и мне начнет
звонить редактор. Я до паники боюсь милейшую, интеллигентнейшую Олесю
Константиновну. Только не подумайте, что она ругает меня. Нет, она просто очень
любезно напоминает:
– Виола Ленинидовна, ждем рукопись.
Ни разу она не вышла из себя, не повысила голоса, но
отчего-то я, слыша в трубке мелодичное сопрано редактора, мигом покрываюсь
холодным потом и начинаю, глупо хихикая, говорить глупости. Скорей всего Олеся
Константиновна считает меня полной идиоткой, но бизнес есть бизнес, а детективы
Арины Виоловой, это мой псевдоним, по непонятной причине вдруг начали хорошо
продаваться, поэтому редактор и терпит авторшу, постоянно опаздывающую сдать
новую книгу.
Вот и сейчас следует немедленно приковаться к письменному
столу, но никакого желания делать это у меня не возникало.
Оттягивая неприятный момент, я решила навести в спальне
порядок. Вот разберу шкаф и сяду за работу. Хорошо, что Олега нет дома.
Недавно, увидав, что я перекладываю вещи в гардеробе, Куприн заметил:
– Сегодня вторник. Между прочим, в воскресенье ты уже
приводила в порядок шмотки.
– Они снова скомкались.
Олег ухмыльнулся:
– Да нет. Просто тебе неохота писать, вот и ищешь любой
повод, чтобы не браться за книгу.
Я очень разозлилась в тот момент на мужа и довольно резко
ответила:
– Вот уж не знала, что живу с психоаналитиком.
Куприн заулыбался еще шире.
