— Капитан, — остановил его голос господина де Левассера, ставший вдруг удивительно неуверенным.
— Я вас слушаю, — ответил Олоннэ не оборачиваясь.
— Я хотел задать вам один вопрос.
— Задавайте. Несмотря на сегодняшний разговор, я всецело к вашим услугам.
Его высокопревосходительство покряхтел, стянул с головы парик и нервно растер лоб рукой.
— Вопрос, как бы это точнее выразиться, интимного свойства. Вы меня понимаете?
— Спрашивайте, ваше высокопревосходительство.
— Ну, хорошо. В тот день, в тот ужасный день Женевьева была в вашем доме?
Олоннэ медленно обернулся. Очень медленно. И за это время успел понять, что дочь не откровенничала с отцом на этот счет. Что у господина де Левассера есть сомнения по поводу того, что же в самом деле произошло тогда в доме корсара Олоннэ, и что сомнения эти жгут его.
— Эта история взошла на дрожжах распущенных в городе слухов. Самое интересное узнать, кем именно эти слухи были распущены.
— Так вы скажите мне прямо — была или не была?
— Была не была, скажу. Мадемуазель Женевьева не посещала меня в тот день.
— А…
— Ни в тот, ни в какой-либо другой.
По лицу губернатора побежали струйки благодарного пота, он облегченно задышал.
— Я знал, что вы благородный человек.
— К вашим услугам, — поклонился капитан.
— Теперь я знаю, что и разговоры о смерти этой проститутки тоже не имеют под собой никакого основания.
— Вы имеете в виду слухи о том, что она не покончила с собой, а была мной зарезана?
Его высокопревосходительство криво улыбнулся:
— Да, эти слухи я и имею в виду.
Олоннэ надел шляпу, открыл дверь.
— Знаете, господин де Левассер, я не ангел, мне приходилось убивать людей.
Губернатор развел пухлыми руками: что, мол, no-делаешь, таков мир.
— Но я против бессмысленного пролития крови. Если бы был смысл в убийстве этой проститутки, я бы сделал это. Например, если бы ее смерть могла выручить такого достойного человека, как вы. А теперь прощайте.
И он вышел.
Господин де Левассер долго стоял возле своего стола, обдумывая последние слова капитана, но так до конца и не понял, что именно тот хотел сказать. Заключена была в них какая-то темнота, и темнота эта была зловещего характера.
Капитан Олоннэ покидал дворец губернатора по парадной лестнице, капитан Шарп — по боковой, через дворцовый сад, но такова была архитектура губернаторской резиденции, что два по-разному отвергнутых корсара не могли не сойтись у ворот.
Сошлись.
Причем внезапно. Олоннэ, похрустывая розовым песочком, приближался к ажурной калитке, когда из боковой аллеи вылетел Шарп, полный неперекипевшей ярости и обиды.
Олоннэ сориентировался в ситуации быстрее:
— Рад вас видеть, дружище. Сам оловянных дел мастер передо мной. Я польщен.
Острота не бог весть какая, но, учитывая состояние ирландца, она произвела тот же эффект, что взорвавшаяся бочка пороха.
— А-а, — закричал он, вытаскивая шпагу, — это вы, господин обманщик! Защищайтесь!
— Вы уверены, что это лучший способ выяснения отношений?
— Не увиливайте, а то я решу, что вы не только обманщик, но и трус. Да защищайтесь же! Одно дело — выдать кусок переплавленного серебряного песка за испанский галион, груженный серебряными слитками, другое дело — скрестить клинки с человеком, который не привык отступать.
Шарп сделал такой яростный выпад, что Олоннэ пришлось отскочить в сторону. На лице его застыла гримаса, по которой было видно, что этот урок фехтования сейчас явно некстати.
— Послушайте…
— Еще одно слово — и я заколю вас.
С огромной неохотой Олоннэ вытащил шпагу. Зазвенела сталь. Шарп наседал или думал, что наседает. Ботфорты сражающихся подняли облако пыли. Из привратницкой выглядывали испуганные слуги.
Аккуратно отбивая удары ирландца, Олоннэ медленно отступал в глубь лавровишневой аллеи. Не под натиском противника, а лишь для того, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.
Шарп не был полным идиотом в фехтовальном деле, очень скоро, даже несмотря на свое бешеное возбуждение, он понял, что противник не желает по-настоящему сражаться. Ирландец вдруг остановился и, размазывая пот и пыль по красному лицу, спросил:
— Что с вами? Я не вижу в вас желания убить меня. Объясните, в чем дело!
Олоннэ облегченно опустил клинок.
— Если я вас убью, как я смогу с вами поговорить?
— О чем же вы желаете разговаривать?
— О делах, в высшей степени вас касающихся.
Капитан Шарп на мгновение задумался:
— Что ж, убить вас я всегда успею. Сделаю вам честь — выслушаю сначала.
— Я всегда считал, что вы умный человек, рад, что не ошибся.
— Хватит знаков вежливости, говорите!
— Не здесь же. Сейчас сюда прибегут стражники, слуги наверняка уже известили его высокопревосходительство. Хорошо ли мы будем выглядеть?
Ирландец огляделся и вставил шпагу в ножны.
— Пожалуй, вы правы. Уйдемте из этого цветника, поищем другое ристалище.
— Я знаю одно замечательное место.
И они оказались на втором этаже «Красной бочки», в отдельном кабинете, специально предназначенном для укромных переговоров. На столе мгновенно оказалась бутылка рому, свиные котлеты, блюдо с зеленью.
Капитан Шарп ни к чему и не подумал прикоснуться.
— К делу, — сказал он.
Олоннэ потянулся за бутылкой.
— Нет, нет, сначала объясните, что у вас была за причина к прекращению поединка. Надеюсь, она будет достаточно уважительной, иначе я сочту себя вдвойне оскорбленным.
Француз поднял руки, как бы желая сказать, что причина важнее некуда.
— Так не тяните.
— Я начну несколько издалека.
— С грехопадения нашего прародителя?
— Нет, точка отсчета ближе. Помните нашу первую встречу, во время обеда у губернатора?
Шарп усмехнулся:
— Она была не только первая, но и единственная. А сегодняшняя может стать последней.
— Мне бы очень не хотелось, чтобы так случилось.
Олоннэ все-таки налил себе и собеседнику рома.
— Сейчас я вам объясню, почему затеял с вами ссору тогда. Я вам позавидовал. Да, да, не удивляйтесь. Я увидел, какими глазами смотрела на вас мадемуазель Женевьева. Вы были герой, вы были великолепны. И в сердце моем зашевелилось темное чувство. Я должен был любым способом нарушить ваше триумфальное вторжение в ее сердце, никакого другого пути для этого, кроме того, что я избрал, у меня не было. Сейчас, хотя, наверное, слишком поздно, я прошу у вас прощения.
