– А ну-ка возьми себя в руки. Лучше скажи, где Федор.
– Он уехал, – шмыгнула носом Мила, – Федор всегда утром
уматывает.
– Когда вернется?
– Обычно вечером возвращается.
Я повеселела.
– И что у тебя случилось? Почему сидишь на чердаке и ревешь?
– Меня Федор запер.
– Зачем?
– Он бандит, – выпалила девчонка, – пожалуйста, умоляю,
помоги мне бежать!
– Давай вставай, – велела я, – и лезь в окно.
– Не могу.
– Почему?
– Меня привязали за ногу, вон видишь?
Мила потрясла тонким, длинным кожаным ремешком.
– Гад, – с чувством произнесла она, – мерзавец, он так
рассчитал, что я могу только с кровати слезть и до ведра дойти, два шага
сделаю, и все, дальше ремень не пускает. Он крепкий, не разорвать, я даже
перегрызть его пыталась. Куда там! Ты принеси секатор, знаешь, такие ножницы,
кусты постригать, только поторопись, а то, не ровен час, Федор раньше заявится,
мне тогда каюк придет.
Быстрее птицы я полезла назад, добежала до участка Лены и
заорала:
– У тебя есть секатор?
– А как же, – меланхолично ответила соседка.
– Дай мне на время.
– Сейчас, – спокойно сказала Лена и ушла в сарай.
Минуты мне казались годами, наконец соседка появилась во
дворе.
– На, – она сунула мне большие садовые ножницы.
Я побежала к избе Федора, забыв сказать доброй Лене спасибо.
Мила перерезала ремешок и ловко спустилась по лестнице вниз.
Когда она очутилась на земле, я увидела у нее на щиколотке железное кольцо с
небольшим замком, от него тянулся крохотный кусочек ремня.
Девчонка пошевелила ногой.
– Прикольно выглядит, да? Слушай, ты меня в Москву не
отвезешь?
– Извини, но я не умею водить машину, да и нет ее у меня.
– А… а… Ну тогда проводи хоть до шоссе.
Я кивнула, и мы пошли к калитке. Металлическая дверца,
совершенно гладкая снаружи, изнутри имела удобную ручку и еще запиралась на
огромную щеколду. С трудом отодвинув ее, я сказала:
– Странно, что у Федора по участку не бегают штук шесть
волкодавов с оскаленными пастями.
– У него аллергия на шерсть, – хмыкнула Мила. – Слушай, мне
это кольцо с замком сейчас не снять. Дай свои носки, натяну их на ноги, чтобы
народ не пялился.
Я покорно сняла белые гольфы и отдала Миле, та мигом
натянула их и сказала:
– Во, теперь лучше, а то словно с каторги сбежала. Ладно,
где тут шоссе?
– Похоже, налево.
– Что значит «похоже»? Ты точно не знаешь?
– Нет, я недавно приехала, не из местных.
– Ладно, – нахмурилась Мила, – пойдем налево.
Мы двинулись вдоль глубокого оврага.
– Как ты на чердак попала? – я проявила естественное
любопытство.
– По глупости, – сердито откликнулась Мила, – исключительно
из-за моего собственного идиотизма.
Этот Федор в меня влюбился и стал предлагать выйти за него
замуж, а к чему мне такой козел? Естественно, я отказала.
Федор вроде спокойно воспринял категорическое «нет», не
обиделся, не стал устраивать сцен. А спустя некоторое время появился с букетом
и заявил: «Думаю, мы вполне можем остаться друзьями, давай отпразднуем мой день
рождения на даче. Будет большая компания, человек двадцать, обещаю шашлык,
красное вино и все такое».
Мила любит повеселиться, в словах Федора она не усмотрела
никакого подвоха и с радостью поехала в Пырловку.
Жаренного на углях мяса ей так и не удалось попробовать,
потому что хозяин мгновенно запер Милу на чердаке. Правда, он предоставил ей
минимальные бытовые условия. На кровати лежали матрас, подушка и ватное одеяло,
в двух шагах от ложа стояло ведро, призванное служить туалетом, здесь же
имелась трехлитровая банка с питьевой водой. Кормил Милу Федор дважды в сутки,
а для развлечения приволок ей кипу газет. В принципе, условия заключения можно
было бы считать вполне сносными, кабы не длинный, тонкий ремешок, при помощи
которого Милу за ногу привязали к кровати. Федор сразу очень спокойно объяснил
ей:
– Лучше тебе дать согласие быть моей женой, иначе навсегда
останешься на чердаке.
Но Мила вовсе не собиралась ему покориться, и потому всякий
раз, когда Федор уезжал на работу, она слезала с кровати и пробовала бродить по
чердаку в том радиусе, на который хватало веревки. В куче хлама ей попался
карандаш, и тогда Миле пришла в голову гениальная идея. Встав на кровать, она
могла через окошко видеть тропинку, по которой изредка ходили люди. Мила решила
выбросить на улицу записку.
На чердаке валялось много всякого барахла, вот пленница и
стала подбирать картофелины, гайки, осколки кирпича. Завернув «груз» в записку,
Мила вышвыривала послание в форточку за забор. Но народ спокойно проходил мимо,
никто не поднимал «дацзыбао».
Один раз Мила попала местному алкоголику в живот.
Пьяница разразился матом, но и только.
– Сколько же времени ты тут просидела? – с сочувствием
спросила я.
– Да хрен его знает, долго, – ответила Мила. – я вымыться
хочу! Жуть как! Эта падла меня один раз в душ сводила, будка у него во дворе
стоит. Ну я и попробовала доски от задней стенки отковырнуть, однако ничего не
вышло, а Федор понял, чем я в «бане» занималась, и больше купаться не разрешал.
Небось воняю!
– Ты ничем не пахнешь, – заверила я ее, – и выглядишь
нормально, только одежда очень измятая, в особенности куртка.
Мила стащила с себя джинсовку.
– Фу, жарко! Когда я к Федьке ехала, еще тепла не было.
Прямо сил нет идти, голова кружится!
– Ты просто давно на улицу не выходила, потому, наверное,
окно мне не открыла, – пояснила я, – давай пока твою курточку понесу.
– Спасибо, – кивнула Мила и сунула мне в руки вконец
изжеванную джинсовку.
Я обернула куртку вокруг бедер, завязала на животе рукава и
продолжала ее расспрашивать.
