– Ты, наверное, просто много спишь, – сообщил голос, –
вставай пораньше и увидишь отца.
– Нет, – протянула Люда, – он иногда вообще не приходит. Мой
папа следит за страной, ему некогда со мной играть! Представляете, сколько
всего везде случиться может! А мой папа приедет и порядок наведет, он живет для
народа.
Из трубки раздалось покашливание.
– Ну-ну, – произнес голос, – а сколько тебе лет?
– Шесть, – сообщила Люда и, увидав, что в кабинет входит
няня, крикнула:
– Я вам сейчас бабу Клаву дам, спросите у нее, когда папа
появится.
Няня взяла трубку, сначала она страшно побледнела, потом
закивала головой и в конце концов еле-еле выдавила из себя:
– Да, конечно, больше такое никогда не повторится.
Осторожно, словно хрустальную, няня положила трубку на
рычаг, быстро-быстро перекрестилась и залепетала:
– Людочка, упаси тебя бог еще когда-нибудь трогать в папином
кабинете телефон! Уж что теперь получится, прямо не знаю.
Вечером отец неожиданно пришел домой в восемь.
Дал Люде очень красивый пакет, в котором оказались роскошная
коробка конфет, кукла с замечательными белокурыми волосами, и сказал:
– Это тебе от дяди, с которым ты сегодня по телефону
разговаривала.
– От кого? – удивилась пришедшая чуть позже мама.
– От самого, – вздохнул папа.
– Ой! – воскликнула мама и побледнела, почти как няня Клава.
– Людочка произвела на него неизгладимое впечатление, –
усмехнулся папа.
На мамины щеки вернулся румянец. Отец взял дочку, посадил на
колени, обнял и сказал:
– А теперь, душенька, дай мне честное слово, что больше
никогда не притронешься к аппаратам на моем столе.
Естественно, Людочка пообещала это папе, она была очень
послушным ребенком. С тех пор телефон с гербом стал для нее этаким символом
отца. Отчего-то в глубине ее души поселилась уверенность: если аппарат спокойно
стоит – у папочки все в порядке.
И вот, спустя месяца два после смерти отца, Люда зашла в его
кабинет, который остался почти без изменений, в нем все будто ждало возвращения
хозяина.
Почему-то на цыпочках Люда двинулась к шкафу, где стоял
нужный ей словарь. Путь лежал мимо стола, взгляд упал на зеленое сукно, которым
была затянута его поверхность. Возле письменного прибора высился всего один
аппарат, самый обычный, второй, с гербом, исчез.
Людочку словно ударило током, ноги приросли к паркету, она
моментально вспомнила, как в день папиной кончины, буквально через час после
того, как врачи зафиксировали его смерть, в квартиру прибыли мрачные мужчины,
одетые в безукоризненно отглаженные костюмы. Они забрали все бумаги из стола,
выгребли содержимое сейфа и срезали телефон с гербом на диске.
Люда впервые после потери отца зашла в его кабинет. И только
сейчас она окончательно осознала: отец умер, он не уехал в очередную
командировку, он лежит на Новодевичьем кладбище в могиле, и это навсегда. Люде
впредь предстоит жить без папы.
С ней случилась истерика. Люда выла, колотила ногами по
ковру, потом упала на пол и неожиданно успокоилась. В голову пришла одна, очень
банальная мысль: слезами горю не поможешь, назад из могилы папу не вернешь, у
бога его не выпросишь, остается лишь одно, жить так, чтобы любимый папочка,
глядя с небес на дочку, не корчился от стыда.
Пошатываясь, Люда побрела в ванную умываться.
Она радовалась тому, что мама на работе. И еще девушка,
воспитанная родителями-атеистами, совершенно не понимала, с какой стати в ее
голове возникла мысль о боге. Только она, никогда не читавшая Библию и ни разу
не ходившая в церковь, была уверена: папа сейчас в раю, смотрит на любимую
дочь, сидя на облаке.
Спать в тот день Люда легла рано, в восемь, но в два часа
ночи проснулась и пошла в туалет. У мамы в комнате горел свет. Людочка услышала
судорожное всхлипывание. Соня рыдала в одиночестве. Дочери стало ужасно жаль
маму. Люда неслышно вошла в спальню, желая ее утешить.
Соня лежала головой в подушку.
– Господи, – бормотала она, – господи, прости меня,
доченька, прости! Измучилась я вся, извелась, еле жива! Доченька, любимая,
бросила тебя, ягодку, прости! Прости!
Рыдания превратились в жалобный стон.
– Мама, – испугалась Люда, – что с тобой?
Я здесь! С какой стати ты просишь у меня прощения?
Соня оторвала голову от подушки.
– Это кто?
– Да я же, Люд очка.
Соня глухо воскликнула:
– Это ты! Но не она!
– Кто?
– Моя доченька, маленькая!
Люда перепугалась окончательно, похоже, у мамы помутился
рассудок.
– Мамуся, очнись!
Соня повернула голову.
– Да?
– И кого ты видишь?
– Тебя.
– А я кто?
– Людочка.
– Правильно, кем я тебе прихожусь?
– Дочкой, – вполне разумно ответила Соня.
– Верно, и других детей у тебя нет.
– Есть, – всхлипнула мать, – девочка маленькая.
– Мама! Успокойся, я сейчас валокордин принесу.
Люда сгоняла на кухню, накапала в мензурку лекарства и
понеслась назад.
Соня, уже спокойная, сидела в кресле. Увидев дочь, она
сказала:
– Спасибо, теперь выслушай меня.
– Может, потом? – попыталась остановить ее Люда. – Ты сейчас
не в форме.
– Нет.
– Давай завтра поговорим.
– Сядь! – резко приказала Соня. – И слушай.
Пришлось Людочке устраиваться в кресле.
– Мы с Сергеем, – спокойно произнесла мать, – никогда не
любили друг друга.
– Мама! – возмутилась Люда. – Что за чушь!
У вас был образцовый брак.
– Именно так, – кивнула Соня, – образцовый, очень подходящее
слово, но любовью там и не пахло.
