– Ты же вроде упомянула, что дача досталась тебе в
наследство от родителей, при чем тут тогда муж, да еще покинутый? Разве он по
закону имеет право на то, что завещала тебе мама?
– Мы с ним поменялись.
– В каком смысле?
– В прямом, – усмехнулась Аня. – Альфред не стал
претендовать на мебель и квартиру. Выписался без писка из нашей «однушки»,
сказал, что давно хотел жить на воздухе. Впрочем, ему на работу не надо ходить
каждый день.
– Он у тебя вроде редактор, – я попыталась вспомнить мужа
Ани.
Моя подруга практически нигде не показывалась с супругом, и
я видела его всего один или два раза.
– Ага, – хмыкнула Аня, – а еще поэт и музыкант.
Страшное дело! На службу является по вторникам, в остальное
время кропает гениальные вирши.
– Один рабочий день в неделю? – изумилась я. – Небось
зарплата невелика.
– Вообще никакой, – мотнула головой Аня, – две копейки.
– За счет чего же он живет?
– Раньше я его содержала, теперь не знаю, – сказала она.
– Навряд ли Альфреду понравится, что мы к нему в дом
приедем, посторонние.
– Ему наплевать, он и не заметит никого.
– Ты уверена?
– Совершенно точно, не волнуйся. Фредька, – затараторила
Аня, – жуткий скряга, он на две копейки способен месяц прожить, вечно меня
куском яблока попрекал. Но к вам-то он привязываться не станет. А в быту Фред
совершенный пофигист, хоть музыку на всю катушку врубай, хоть ори дурниной или
циркулярной пилой орудуй, ничего не скажет. Он, когда свои стишки сочиняет,
ничего вокруг не замечает. А поскольку творческий процесс у него ни на минуту
не прерывается, то никаких претензий Фредька к вам иметь не будет. Ладно,
хватит толочь воду в ступе, поехали сначала ко мне, я возьму сумку со шмотками
и отдам тебе ключи, и двинем к вам.
Не успела я ничего возразить, как Анька мгновенно подхватила
меня со стула, дотащила до своей машины и привезла на новую квартиру. Пока она
быстро запихивала в сумку вещи, я стояла, зажав уши руками. Подруга права, жить
в подобной обстановке просто невозможно. Кажется, то, чем занимаются сейчас тут
рабочие, называется «штробить стены».
Через неделю я, Кристина, Томочка и Олег подъехали к
небольшому указателю на развилке. За нами катил Семен в джипе, до отказа
набитом вещами. Думаю, многие из вас хоть раз в жизни да переезжали на дачу,
поэтому вы очень хорошо знаете, каково собираться на три месяца за город, а уж
если еще при этом имеете на руках крошечного ребенка… Десятки сумок, сотни
узлов, шеренги коробок. Еще хорошо, что сейчас в нашей стране нет проблем с
продуктами, а то в прежние времена приходилось еще тащить с собой банки
тушенки, упаковки макарон, пачки масла.
– Пырловка, – прочитал Олег, – нам сюда?
– Ага, – подтвердила я, – она самая.
– Поэтичное название, – восхитился Куприн, – звучит, как
песня! «Вы где живете? В Пырловке». Интересно, как называют себя местные
жители: он пырловец, она пырловка?
– Нам же здесь не всегда обитать, – резонно заметила
Тамарочка, – и потом, не все ли равно, как кого звать, главное, лес вокруг и до
Москвы рукой подать.
– И куда теперь? – спросил Куприн.
– Наверное, влево, – сказала я.
– Адрес есть? – разозлился Олег. – Или мы приехали неведомо
куда?
– Улица Интернациональная, дом семь, – сообщила Томочка.
Мы свернули было на проселочную дорогу, и тут Олег заявил:
– Вылезайте из машины и топайте пешком.
– С какой стати? – возмутилась я.
– Много вас, сейчас днищем по гравию заскребу, впрочем,
Никитку можете оставить, – ответил Куприн.
– Собаку Дюшку тоже вытаскивать? – поинтересовалась я. – Она
разъелась до пятнадцати килограммов, и небось это под ее весом «жигуль» просто
перекосился!
Но Олег не заметил моего ехидства.
– Да, – кивнул он, – бери Дюшеса, пусть лапы разомнет!
Переглянувшись, мы с Томочкой пошли по дороге, Кристина
бежала впереди.
– Здесь всего две улицы, – закричала она, – эта называется
Октябрьская, а та, за синим домом, Интернациональная – Хорошо, – кивнула
Томочка, – сейчас разберемся.
– А не надо, – заорала Кристина, – мы уже пришли! Этот дом,
синий, нам и нужен.
Мы с Томочкой уставились на крепкую деревенскую избу,
обшитую вагонкой цвета берлинской лазури. Маленькие окошки украшали резные
наличники.
В неухоженном дворе буйно росли какие-то желтые цветочки.
Чересчур теплая для мая погода стоит уже десять дней, и растения, решив, что
настало лето, бурно полезли из земли к солнцу.
– Смотрите, вполне симпатично, – осторожно заметила Томочка,
– похоже, нам в эти ворота, левые.
– Почему? – нахмурился Олег.
– На них нарисована цифра «семь», – объяснила Тома.
– На соседних то же самое, – начал спорить Куприн.
– Там «семь а», – спокойно возразила подруга.
Дальнейшие события разворачивались быстро, словно в
мультфильме. Дверь отперли мгновенно, и пока мужчины затаскивали вещи, мы с
Тамарочкой осмотрели помещение. Комнаты оказались маленькими, квадратными и
даже уютными. Мебель тут, как, впрочем, и предупреждала Аня, была старой, но
вполне чистой. На стенах висели незатейливые картины: пейзажи средней полосы.
Очевидно, хозяева, не мудрствуя лукаво, просто купили полотна у ближайшей
станции метро за скромные деньги. Но почему-то яркие картинки не раздражали, может,
потому, что они не претендовали на «нетленку».
– Даже занавески есть, – радовалась Томочка, – и ванная,
смотри, хорошая, совсем новая.
– Мы поехали, – крикнул Сеня.
– Куда? – удивилась я.
– На работу, – хором ответили мужчины.
– Сегодня воскресенье, – сурово напомнила я.
Олег и Сеня переглянулись.
– Полноценные выходные для нормальных людей, – сообщил
Куприн, – а у нас с Сеней вечная круговерть.
– Да, – быстро подхватил тот, – ни на минуту руль из рук
выпустить нельзя.
