– На улицу, беру Люд очку…
– Ничего подобного, – рявкнул муж, – ребенка тебе не видать,
развода тоже. Ты знаешь, кто я, в нашей среде для успешной карьеры обязателен
стабильный брак! Прекрати юродствовать, потешилась с парнем, и хватит!
– Нет, – мрачно твердила Соня, – я его люблю.
– Люби себе на здоровье кого хочешь, – не дрогнул муж, – но
разрушать свою карьеру я тебе не позволю!
– Хорошо, – закричала Соня, – мы не в Италии живем, я подам
в суд! Мне дадут свободу и дочь!
И тут муж снова отвесил ей затрещину, да такую сильную, что
Соню отшвырнуло к стене.
– Только попробуй, мерзавка, – прошипел прежде корректный
супруг, – посиди тут, подумай, вспомни Аллу Сомову.
Дверь захлопнулась, в замке снаружи повернулся ключ, Сонечка
осталась одна, на положении пленницы. Кое-как придя в себя, она перепугалась.
Алла Сомова, жена коллеги Сергея, неожиданно выпала из круга общения. Сам Сомов
мрачно говорил:
– Алла заболела, плохо ей…
Через месяц Аллочку похоронили, все произошло тихо: никаких
речей, оркестров и шикарных поминок. Узнав о смерти Сомовой спустя неделю после
погребения, Сонечка страшно удивилась и воскликнула:
– Господи, как-то не по-человечески Сомов сделал, никому
ничего не сказал, бедная Аллочка.
Сергей помолчал, а потом загадочно ответил:
– Значит, она не заслужила другого прощания.
– Ты о чем? – еще больше изумилась Соня.
– Жена должна помогать мужу, а не портить ему карьеру, –
ответил супруг, – закроем эту тему, она мне неприятна.
Сонечка осталась в недоумении, но сейчас до нее вдруг дошло:
Алла умерла не по своей воле, и ее ждет тот же конец. В мире, где работает
Сергей, вдовец вызывает сочувствие, а разведенный мужчина считается ненадежным,
не заслуживающим карьерного роста человеком.
Два месяца Соня просидела под домашним арестом. Тещу и дочь
Сергей отправил в санаторий, «ломал» жену в одиночестве.
Когда живот стал заметен, Соню ночью, в наглухо зашторенной
машине привезли в деревенский дом, где продержали до родов. Сделать неверной
супруге противозаконную операцию, провести аборт на большом сроке Сергей
побоялся. Подобное вмешательство возможно лишь в стационаре, где, как ни
прячься, а нарвешься на любопытные глаза и уши. Сергей предпочел поступить иначе:
дал младенцу появиться на свет в укромном месте и мгновенно избавился от него.
Сонечка только успела понять, что родилась девочка. Через
неделю Софья вернулась домой, и жизнь потекла по-прежнему, за маленьким
исключением. Сергей теперь спал в отдельной комнате, к жене он больше никогда
не подходил, соблюдая внешнюю вежливость, дома бывал крайне редко. Но
посторонним людям семья казалась образцовой. Имелось еще одно странное
обстоятельство. Мать ни разу не поинтересовалась у Софьи, где та пропадала
столько времени, и дочь поняла: она все знает, более того, одобряет зятя.
Людмиле Михайловне очень нравился Сергей, ей хотелось щеголять в норковой
шубке, которую сшили в спецателье, и носить золотые сережки с бриллиантами,
которые, не скупясь, супруг дарил дочери.
В шоферах у Сергея теперь служил угрюмый пятидесятилетний
эстонец Урмасс, и в дом, чтобы поменять электролампочки, он не ходил.
Всю последующую жизнь Соню мучила мысль о брошенной дочери.
Ей снились страшные сны: маленькая, худенькая девочка с заплаканным личиком
тянет к ней покрытые синяками ручонки и жалуется:
– Меня бьют, морят голодом. Зачем ты меня отдала?..
Услыхав признание матери, Люда чуть не упала в обморок, но
потом ей стало безумно жаль ее, и дочь сказала:
– Надо ее найти и привезти к нам, папа умер, бояться тебе
некого. Если знакомые станут интересоваться, скажем, что взяли к себе бедную
родственницу, да и самой девочке не нужно говорить, кто она. Давай сначала
присмотримся к ней.
Самое интересное, что девочку нашли очень быстро. Соня
сказала Людмиле:
– Езжай в город Мирск, на Красноармейскую, восемь.
Люда удивилась:
– Ты знаешь адрес?
– Да, – кивнула Соня, – видишь ли… деньги многое могут…
Ладно, об этом потом.
Люда покатила в Мирск, который сильно изменился за последние
годы. Собственно говоря, это была тихо умиравшая деревня, в которой доживали
свой век несколько семей. На Красноармейской улице она нашла покосившийся дом
под номером восемь.
Дело было зимой, Люда вошла в нетопленую темную избу,
встретила ее худенькая девушка. Людмила осторожно спросила:
– Простите, я ищу хозяев.
– Мама умерла, – сказала девушка.
– Она тут одна проживала?
– Вместе со мной, – ответила хозяйка. – А что случилось? Вы
кто?
– Простите, – дрожащим голосом осведомилась Людочка, – а
ваша мама кем работала?
– В больнице, акушером-гинекологом, – начала было девушка,
но тут под потолком ярко вспыхнула лампочка, озарив убогое жилище. – Свет дали,
– вздохнула хозяйка, – ну наконец-то!
Людочка глянула на собеседницу и ахнула. На чужом лице сияли
мамины глаза. Не в силах справиться с собой, Люда шагнула вперед, вытянув руки.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Яна, – ответила девушка, пятясь к ободранному буфету, – а
что?
– Я твоя сестра, Людмила. Моя мама родила в этой избе
девочку, которую вынуждена была здесь оставить!
Яна села на табуретку.
– Я знала, – зашептала она, – мне мама рассказывала про
женщину, которую привезли сюда рожать незаконного ребенка. Она была женой очень
большого человека, изменила мужу, и тот нашел мою приемную маму. Она должна
была ребенка утром подбросить на крыльцо родильного дома, где работала, но не
смогла, оставила себе. Она мне давно рассказала правду, мы очень бедно жили, я
все мечтала, что родная мать про меня вспомнит и пришлет хоть какой-нибудь
одежды. Потом поняла, зря надеюсь. Сейчас совсем плохо стало, мама умерла, вон,
дров даже нет, я замерзла совсем.
У Люды из глаз градом покатились слезы.
– Скорей собирайся, – велела она, – поедем домой.
Яна натянула на плечи черный полушубок из мягкого ворсистого
материала. Те, кому за сорок, должны хорошо помнить стайки деревенских женщин в
праздничной верхней одежде из фальшивого бархата.
