– Мы на данном этапе договорились со всеми родственниками,
но вот никак не можем найти жену Леонида Фомина.
– Лени?
– Вы его знали?
Циля Яковлевна засмеялась.
– Деточка, глупее вопроса в своей жизни не слышала. Леня
Фомин ухаживал за мной, осыпал цветами, подарками. В то время он выпустил лишь
одну книгу, но его рано приняли в Союз писателей, словом, перед Фоминым
открывалась великолепная карьера, однако я его отвергла.
– Почему?
– Леня пил, а алкоголики меня не привлекали.
Кстати, Фомин понял меня правильно, быстро женился на
другой, мы остались добрыми знакомыми.
Но дальнейшие события показали, насколько я была права,
когда не захотела связываться с ним. Это дикая история! Меня бы стопроцентно
выгнали из Союза, а Соня! Ну и стерва! Господи, жизнь Лени – это настоящий
роман! Хотите расскажу?
– Послушаю с огромным удовольствием! – воскликнула я.
Циля Яковлевна закурила новую сигарету и начала рассказ.
Когда молодой, подающий надежды фантаст Леонид Фомин стал
ухаживать за Цилей Яковлевной, та решительно отвергла его.
Было в Леониде что-то ненадежное, и еще он любил выпить.
Нет, алкоголиком тогда Фомин не был, но пару бокалов коньяка вливал в себя с
большой охотой, а Цилечка с детства не выносила запаха спиртного.
Услыхав отказ, Леня огорчился.
– Жениться мне надо, – разоткровенничался он с Цилей, – а на
ком? В Дом литераторов, что ли, почаще ходить?
– Э, нет, – предостерегла его Циля, – там не те девушки
кучкуются. Зачем тебе избалованная дочь писателя или вдова? Давай познакомлю
тебя с милой, простой, бедной девочкой, порядочной, интеллигентной, из хорошей
семьи.
Леня согласился.
И Циля привела ему Соню, свою дальнюю родственницу.
Спустя пару месяцев сыграли свадьбу, потом очень быстро у
Фомина родились дети.
Он тогда много работал, и вскоре появились его новые книги.
О Леониде заговорили как о надежде советской фантастики, Циля даже пожалела,
что не захотела выйти за парня замуж. Фомин много зарабатывал, получил дачу в
Подмосковье, приобрел кооперативную квартиру.
Но потом его благополучие разом лопнуло. Последняя из
опубликованных книг Фомина называлась «Борьба за счастье». Фантаст в ней
описывал чужую планету. Там людьми руководила кучка престарелых правителей,
придумавших свою религию. Главным богом был президент. Ему поклонялись, считали
все его слова гениальными. Верхушка жировала, имела все, а народ вкалывал. В
качестве развлечения простым людям предлагался одуряющий напиток и спортивные
состязания. Фомин красочно описал быт несчастных инопланетян: крохотные
каморки, жалкая еда, примитивные радости, в основном сексуальные и зрелищные.
Но тут из недр Галактики на планету прилетели другие люди, свободные,
творческие, желавшие изо всех сил помочь своим, как им казалось, обездоленным
собратьям, и началось нечто невообразимое. Разгорелась война, затем то, что мы
бы назвали перестройкой. Пришельцы установили свои порядки. Они, наивные,
полагали, что освободили затюканных братьев, но вспомним гениальную фразу:
хотели как лучше, а получилось как всегда.
Оказалось, что коренное население планеты было счастливо в
своем убожестве, поднялось восстание, пришлось прогрессивным освободителям
улететь восвояси. Последняя фраза книги звучала, словно эпитафия: «Не радуй
другого своими радостями, – вздохнул Грэг и надел шлем, – все, ребята, улетаем,
этих, увы, не разбудить, да и зря мы хотели их силой отвести в рай, им хорошо и
в аду».
Самое интересное, что книгу издали. Ни редактор, ни
корректоры, ни цензура не усмотрели в романе никакой крамолы, у всех словно
затмило глаза. Но стоило книге появиться на прилавках магазинов, как поднялся
такой крик! Многие читатели увидели в романе пародию на советский строй, тираж
моментально разошелся. На какое-то время Фомин стал самым популярным писателем
в СССР. Одни восхищались его смелостью, другие гневно плевались и требовали
наказать литератора. Естественно, победили вторые.
Леонида торжественно, с шумом исключили из Союза писателей.
Фомин пытался робко оправдаться, во время судилища он бормотал:
– Я ничего такого не имел в виду, это случайно получилось.
Но его, естественно, не захотели слушать. В советские
времена с теми, кто проявлял инакомыслие, расправлялись быстро.
Сначала Леонида лишили членства в писательской организации,
потом выселили с дачи. Фомин с детьми и женой перебрался в крошечную «хрущобу»,
а вырученные за писательский кооператив деньги они прожили. Леонид испугался и
буквально за месяц написал новую книгу, очень просоветскую, патриотическую,
воспевающую социализм. Схватив рукопись, он побежал по издательствам, коих в
Москве в те годы было по пальцам пересчитать: «Советский писатель», «Московский
рабочий», «Детская литература», «Советская Россия»… Но везде его ждал отказ.
Бедный Леонид бился в закрытые двери. Потом его вызвали в горком партии и
объяснили обстановку. Круглощекий мужчина, одетый в темный костюм, заявил:
– Мы понимаем, что вы в отличие от некоторых не являетесь
классовым врагом Советской власти.
Поэтому, гражданин Фомин, живите спокойно. Вы проявили
политическую незрелость, написав вредную книгу, но, похоже, глубоко раскаялись
в содеянном.
– Да, – закричал Леонид, – вот другая работа, она…
– Лучше идите на службу, – перебил Фомина мелкий партийный
функционер, – выучитесь рабочей профессии, например, токаря, слесаря, столяра,
и выберите себе дело по душе.
– Но я умею только писать, – расстроился прозаик.
– Нам такие авторы не нужны, – отрезал «шестерка», – идите
на производство, Советская власть умеет прощать оступившихся, в какой-нибудь
Америке вас бы давно на электрический стул посадили.
В те годы в стране действовал закон о тунеядцах.
Человека, не ходившего без серьезных причин на службу, могли
либо посадить в тюрьму, либо выселить за сотый километр. Фомин устроился
работать дворником, потом он запил, а Соня ушла от него вместе с детьми.
Циля Яковлевна снова полезла за сигаретами.
– Мне было жаль Леонида, – сказала она. – Однажды я
встретила на улице Толю Брусилкина, и он рассказал, что Фомин окончательно
опустился.
