– Ну, своих читателей я хорошо знаю, их не так уж и много! –
ответила библиотекарша.
– Вы Ольга Ивановна?
– Нет, Елена Николаевна, Ольга Ивановна заболела, тяжело,
наверное, не вернется на работу.
– Она в больнице?
– Нет, дома, из клиники ее выписали.
– Адрес не подскажете?
– Ленина, двадцать пять, – спокойно, не проявив никакого
любопытства, сообщила Елена Николаевна и скрылась в служебном помещении.
Решив не сдаваться, я отправилась на улицу Ленина и нашла
под номером двадцать пять частный дом, очень похожий на нашу избушку в
Пырловке.
Дверь оказалась незапертой. Выкрикивая на все лады:
– Ольга Ивановна, вы где? – я прошла сквозь сени, кухню,
коридор, большую комнату и оказалась в крохотной светелочке. Прямо у входа
стояла железная кровать, а на ней лежал кто-то, укрытый цветастым одеялом. Я в
растерянности застыла на пороге. Перина зашевелилась, из-под нее показалось
маленькое, с кулачок, личико, похожее на мордочку старой обезьянки.
– Зачем вы кричите? – тихо спросила больная. – Лекарство вон
там, на столике, а шприцы вы должны с собой принести. Чего так рано пришли?
Обычно к вечеру укол делают.
– Вы Ольга Ивановна? – тихо спросила я.
– Ну да, – кивнула женщина и с большим трудом села.
Выглядела бывшая директриса просто ужасно: высохшее тело,
обтянутый кожей череп, и только глаза, большие, блестящие, свидетельствовали,
что она еще жива.
– Вы новенькая? – спросила больная. – Вроде я всех из
диспансера знаю.
– Извините, я не имею никакого отношения к медицине, мне
нужно поговорить с вами.
– Кто вы? Откуда? – Ольга Ивановна принялась лихорадочно
задавать вопросы. – Зачем я вам понадобилась?
Я осторожно села на колченогий стул и попыталась спокойно
объяснить суть дела, но отчего-то взгляд Ольги Ивановны, горячий, лихорадочный,
мешал мне сосредоточиться, и я бессвязно залепетала:
– Яна… Леонид Фомин… Соня…
Ольга Ивановна покраснела, потом вдруг сказала:
– Жить мне два дня осталось!
– Что вы! – я попыталась разуверить больную. – Вы
ошибаетесь.
– Врут все, – шептала умирающая, – вот доктор приходит и
бубнит: «Милая, операция прошла чудесно», – но я знаю, он просто меня разрезал
и снова зашил, уже ничем мне не помочь, скоро каюк. И что делать? В бога я не
верю…
Я растерянно замолчала. Попытаться убедить бедняжку в том,
что она скоро встанет на ноги, было невозможно, уж очень плохо выглядела Ольга
Ивановна. Но я все равно попыталась собраться с духом, открыла рот и…
– Лучше молчите, – предостерегла меня Ольга Ивановна, – уж и
не знаю, что вас ко мне привело.
Я вот последнюю неделю, как поняла, что помираю, лежала и
мучилась: ну кому правду-то рассказать, кому? Две подруги у меня есть, да им не
покаяться. Священника позвать? Так я некрещеная, а тут вы появились. Может,
бог-то и есть, коли он вас послал? Наверно, господь решил дать мне возможность
излить душу. Может, мне покреститься?
Я невольно поежилась, глаза женщины словно прожигали меня
насквозь, даже голова слегка закружилась.
– Вы меня сейчас выслушаете, – неожиданно твердым голосом
сказала больная, – не отказывайте, иначе потом всю жизнь мучиться станете, что
умирающей не помогли, хорошо?
Я кивнула.
– Вот и отлично, – Ольга Ивановна откинулась на подушку, –
вот и ладно. Дело давно случилось, я ведь из хороших побуждений действовала, а
вышло вон чего. Значит, слушайте. У моей мамы была лучшая подруга по имени
Людмила Михайловна, а у той дочь Соня, она меня старше на несколько лет. Мама
моя рано умерла, и Людмила Михайловна мне очень помогала. Они с Соней бедно
жили, но мне всегда кусок давали, а тетя Люда порой и деньги совала… Я
закончила педагогический и оказалась в Козюлине, воспитательницей в детдоме, по
распределению отправили на два года, отказаться никак нельзя было.
Оля начала работать в Козюлине и буквально через пару
месяцев, неожиданно для самой себя, стала заведующей. Спустя полгода после
назначения к ней приехала совершенно неожиданная гостья – Соня, да не одна, а
со своими детьми. Оля очень удивилась. Во-первых, тесной дружбы между девушками
не было, Соня всегда снисходительно относилась к дочери подруги матери.
Во-вторых, Оля знала, что Сонечка очень удачно устроила свою
судьбу, она стала женой известного писателя и ни в чем не знала нужды. Поэтому
при виде Сони, дурно одетой и изможденной, Оля изумилась.
– Что с тобой? – воскликнула она.
Соня заплакала и рассказала невероятную историю. Ее
муж-писатель наваял ужасную книгу, его выгнали из Союза, он запил… В общем,
теперь Соне нечего есть и некуда податься с детьми.
– А мама? – только и сумела спросить Оля.
– Говорит, что пустит меня назад лишь одну, без детей, –
всхлипнула Соня, – сделай милость, поговори с ней, а пока пригрей нас.
Оля хорошо помнила добро. Когда она осталась без матери,
Людмила Михайловна с распростертыми объятиями принимала ее у себя дома, поэтому
Соню и детей Ольга пристроила у себя. Соню взяли уборщицей, детей оформили на
воспитание. Потом, выбрав свободный денек, Оля поехала к Людмиле Михайловне.
– Вы не волнуйтесь, – прямо с порога закричала она, – Соня у
меня.
И тут Людмила Михайловна вылила на голову Оли ведро
невероятных сведений.
– Соня – дура, – кричала она, – поломала жизнь и себе, и
мне.
Олечка, разинув рот, слушала всегда вежливую Людмилу
Михайловну, а та, даже не пытаясь справиться с собой, выплескивала семейные
тайны.
