Нет, ну не кретинка ли! И теперь у Сергея, у моего бедного
несчастного зятя, два выхода: либо разводиться и этим поставить крест на своей
карьере, либо воспитывать ребенка от шофера! Да! Ужасно!
– Похоже, вы любите Сергея больше, чем Соню! – вырвалось у
Оли.
– Он меня из нищеты вытащил, – окрысилась женщина, – одел,
обул, кормит, поит. А от Соньки одни неприятности, ничего хорошего! Безмозглая
девка! С кем спать ляжет, от того и рожает! Крольчиха! – заорала Людмила
Михайловна, потом, чуть поостыв, попросила:
– Ты лучше помоги уладить дело тихо, без шума. Не
сомневайся, я тебе заплачу, теперь-то деньги есть!
Последняя фраза больно щелкнула Олю, но, памятуя о том, как
Людмила Михайловна в детстве угощала ее тем, что имела, Оля сказала:
– Хорошо. Работает у меня Антонина, у нее есть сестра
Олимпиада, врач, акушер-гинеколог. Поговаривают, что она берется такие ситуации
разруливать.
Не за так, конечно.
– Олечка, – взмолилась Людмила Михайловна, – век тебе
благодарна буду.
Антонина с Олимпиадой взялись за дело. Ребеночка, плод
преступной любви, Оля должна была потом пригреть в приюте…
«Ничего себе, – подумала я, – да ведь Антонина скрыла от
меня то, что инициатива в этом деле исходила от нее. Мол, муж Сони неизвестно
как узнал про Олимпиаду. Ну теперь мне все ясно!»
– И как бы вы взяли к себе ребенка? – удивилась я.
Ольга Ивановна вздохнула:
– А просто. Утром пришла бы на работу и обнаружила на
крыльце сверток с малышом, такое случается.
Так и сделали. Оля внесла мальчика в дом, поскольку никаких
документов при новорожденном не имелось, его назвали Алешей и дали ему фамилию
Мирский.
– Алексей Мирский? – подскочила я.
– Ну да, – кивнула Оля, – дело было в мае, первого числа, в
праздник мира и труда, отсюда и фамилию придумали – Мирский. Хотели сначала
Майским записать, но доктором у нас Евгения Сергеевна служила, жутко в, приметы
верила, она и не дала это сделать. Сказала, всю жизнь маяться будем.
– Алексей Мирский, – потрясение произнесла я, – владелец
издательства «Нодоб». Значит, он родной брат Яны и сводный брат своей жены?
Господи, как же такое получилось?
Но Ольга Ивановна, похоже, не заметила моего вопроса.
– Двойня опять у Сони родилась, бывают женщины,
запрограммированные на двойняшек, – продолжила она, – но ей об этом не сказали.
Мальчика ко мне привезли… Девочку же Олимпиада себе оставила.
Справку сама о рождении ребенка выписала, никто и не
удивился. Толстая она была, Липа, словно носорог, у такой и беременность
незаметна.
Ольга Ивановна закашлялась, а потом продолжила:
– Вот так в моем детдоме и оказалась куча детей Сони. Двое
от Фомина и один от шофера. Первых звали Катя и Роман Фомины, а второго Алексей
Мирский, ну а затем произошел пожар. Горе страшное, Катя погибла, задохнулась в
огне, а Рома и Алеша выжили.
Ольга моментально соединилась с Людмилой Михайловной и,
плача, сообщила ей:
– Девочка умерла.
– А мальчик? – быстро спросила та.
– Роман жив.
– Ну, вот что, – протянула Людмила Михайловна, – я Соне
скажу, что все померли, ей спокойней будет! Значит, имей в виду: оба сгорели..
Вот как все славно получилось! Прямо лучше не бывает.
– Эй, погодите! – воскликнула я. – Людмила Михайловна не
знала про Яну? И про Алексея?
– Олимпиада подружилась с Соней, – объяснила Ольга Ивановна,
– та решила забрать Яну себе. Людмиле Михайловне сообщили, что младенец умер
при родах, то же самое сказали и Сергею, мужу Сони.
Кстати, он очень непрозрачно намекнул Олимпиаде, когда
договаривался обо всем, что ребеночку хорошо бы живым на этом свете не быть.
Поэтому и Людмила Михайловна, и Сергей были уверены: плод преступной страсти
погиб. А о том, что детей родилось двое, не знала даже Соня… Кстати, Олимпиада
небось за смерть новорожденного много денег огребла.
Собственно говоря, на этом одна история заканчивалась и
начиналась совсем другая, не менее интересная.
Глава 32
Шло время. Ольгу Ивановну осудили, лишили права когда-либо
работать в детских учреждениях и отправили отбывать срок. Правда, на зоне она
провела немного времени, попала под амнистию. Вернувшись в Козюлино, Ольга
Ивановна стала работать в библиотеке, много лет она старательно обходила тот
край городка, где располагался отстроенный заново детдом. Потом, постепенно,
боль утихла, но все равно в район Магистральной улицы Ольга Ивановна старалась
без необходимости не соваться. Ей очень хотелось забыть прошлое, она никогда
более не встречалась с Людмилой Михайловной и Соней, но с Олимпиадой и
Антониной сталкиваться приходилось. Козюлино-то невелико. Ольге почти удалось
похоронить воспоминания о детях и пожаре, но тут вдруг на свет явился призрак и
постучал в ее дверь, вернее, он позвонил.
Ольга Ивановна открыла и удивилась. На крыльце стояла
худенькая, хорошенькая девочка.
– Это вы были директором детского дома? – с места в карьер
поинтересовалась она. – Давно, когда он погорел?
– Да, – оторопела Ольга Ивановна.
– Вы-то мне и нужны, – хмыкнула девушка и весьма
бесцеремонно, не спросив разрешения у хозяйки, вошла в дом.
– В чем дело? – возмутилась Ольга Ивановна.
– Меня зовут Яна Гостева, – представилась незнакомка, – я
дочь Олимпиады Гостевой, она умерла, теперь я живу у Тони, ее сестры. Но на
самом деле моя мать, я имею в виду настоящую маму, жива. Вы-то хорошо знаете
всю историю. Ну-ка расскажите ее мне!
– Ты о чем толкуешь? – залепетала Ольга Ивановна.
– Ой, – скривилась Яна, – только не надо врать, мне Антонина
все рассказала. Ладно. Значит, так. Мне дико нравится один парень, Алеша
Мирский, у нас с ним роман, да только тетка, как услыхала его имя, прямо
взбесилась. Прицепилась к Алеше, допрос натуральный устроила: кто он, откуда,
где его родители, потом заорала: «Я тебя великолепно по детдому помню!»
Алеша попытался спокойно ответить на вопросы предполагаемой
тещи. Да, он вырос в приюте, родителей не знает и очень беден, но любит Яну и
готов работать день и ночь, чтобы обеспечить жену. И вообще у него в голове
полно планов, только для их осуществления не хватает денег.
