В восточной части центра ехать надо было против основного потока машин, и потому движение стало не таким напряженным, а дорогу уже успели посыпать солью. Он быстрее продвигался к цели, а когда подъезжал, выключил мигавшие фары и проблесковый маячок. Люди уже разъехались на работу, мест для парковки было пруд пруди. Санк-Марс еще раз бросил взгляд на адрес, записанный, когда он говорил по телефону из квартиры Джима Коутеса. Выйдя из машины, он передвигался пешком еще с большими предосторожностями, чем когда сидел за рулем, и с грехом пополам доскользил по льду до нужной ему двери. Позвонил в звонок.
По лестнице спустился Окиндер Бойл и впустил его в дом.
Здание было старым и обшарпанным, в воздухе стоял неприятный запах — как будто стены лестничной клетки насквозь пропитались застарелой вонью протухшей еды. Во многих местах со стен отвалилась штукатурка, стены были исписаны обычными надписями сексуального и расистского содержания.
— Она здесь?
— Наверху, — ответил Бойл.
— Она понимает, что от нее требуется? Она нам поможет?
— Лапьер — не из числа ее любимых приятелей. Это сильно упрощает дело. Вроде бы она согласна нам помочь, Эмиль, но искать на свою задницу приключений не собирается.
— Она уже и так по уши в дерьме.
— Я дал ей слово. Я вам верю, не разочаруйте ее.
— Ладно, пойдем.
Бойл открыл Санк-Марсу дверь на втором этаже с таким видом, будто прожил здесь уже пару недель, и провел его в запущенную, грязную и темную квартирку. Им пришлось перешагивать через груды грязного белья. Девчушка лежала на неуклюжем диване в гостиной. В отличие от их первой встречи, на ней были джинсы и зеленая кофточка.
— Я — сержант-детектив Эмиль Санк-Марс. — Он блеснул перед ее глазами полицейским жетоном. — Ты меня помнишь?
— Вы ночью заходили к Андре. Вы там повсюду глазами шарили, а потом в кладовку свой нос совали.
— Ты ведь никому не будешь об этом больше говорить, правда? — серьезно спросил он.
Она взяла пачку сигарет и зажигалку, прикурила и внимательно уставилась на него сквозь клубы выпущенного дыма.
— О том, что вы были у него в кладовке или что глаза пялили, заглядывая мне между ног?
— Вообще, что я там был.
Взгляд у девушки был тяжелый, а контуры подбородка свидетельствовали о ее решительности. В свои молодые годы она уже познала много горя, хотя юность явственно проглядывала под напускной повадкой опытной деловитости. В ней было слишком много неподдельной горечи, которую нельзя было утаить. Она пожала плечами.
— А мне это вроде и ни к чему.
— Как тебя зовут?
— Лиз.
— Лиз Сове, — негромко уточнил Бойл.
— Ты наркотиками балуешься, Лиз?
— Он сказал, что это к делу не относится, — она указала подбородком на журналиста.
— Я просто задал тебе вопрос. Мне нужно определить, каким ты можешь быть свидетелем.
— Я никаким свидетелем не буду.
— Не будешь? — спросил Санк-Марс
— Я распутничаю для себя, а для закона блудить не собираюсь.
Ее последняя фраза прозвучала так, как будто она кого-то цитировала.
— Проблема в том, что именно об этом мы и собираемся тебя попросить, — ненавязчиво произнес Санк-Марс.
Девушка ненадолго задумалась.
— Если вы меня попросите раздвинуть ноги для медицинской науки, я их раздвину. Но разевать варежку как свидетель я не собираюсь. И уж точно я этого не сделаю для закона.
Это прозвучало уже не как цитата, а как ее собственное кредо, ее собственное представление о пределах дозволенного.
Санк-Марс уже прилично устал и был бы не против присесть. Но поскольку ему не хотелось ни к чему в этой квартире притрагиваться, он продолжал стоять.
— Этот молодой человек сказал мне, что ты готова сделать нам одолжение, что у тебя есть кое-что, что могло бы мне пригодиться. Причем ты готова сделать это добровольно и подписаться под тем, что сделала это по собственному желанию. Это так, Лиз?
— Одолжение? — она непроизвольно улыбнулась. — Клевое вы нашли словечко. Да, я готова сделать вам одолжение, ведь ни на что другое я уже не гожусь, правда? Вот, оказывается, где я теперь торчу. Одолжение. Мне такой прикол нравится. Только я не хочу из-за этого нажить себе потом головную боль, вот и все.
— Из-за меня, Лиз, у тебя голова болеть не будет. Сколько ты еще сможешь продержаться?
Она пожала плечами. Вместо нее ответил Окиндер Бойл:
— Теперь уже меньше двух часов.
— Я не тебя спросил, — сказал ему Санк-Марс.
Девушка снова пожала плечами и спросила:
— Какое это имеет значение?
— Мне нужно быть уверенным, что это на сто процентов чисто. Никаких смесей здесь быть не должно, если ты улавливаешь, о чем я говорю.
— У меня была свежая доза, — сказала она с улыбкой, хоть улыбаться ей сейчас не хотелось, но настроение у девушки было такое игривое, что она даже высунула кончик языка.
— Ладно. Хочешь получить дозу — собирайся и едем. Когда тебе следующий раз приспичит?
— До одиннадцати, наверное, дотяну, а то и до двенадцати.
— Где ты берешь эту дрянь?
— Это забота Андре.
— Ты же с ним спишь.
— Конечно. Он мой ангел-хранитель и змей-искуситель.
Выйдя на улицу, они, цепляясь друг за друга, добрались по заледеневшему тротуару до полицейской машины.
Девушка скользнула на заднее сиденье, а Окиндер Бойл сел вперед. Лиз заметила, что сзади не было дверных и оконных ручек.
— Если вы попадете в аварию, я не смогу выйти из машины.
— У меня, Лиз, коньки на шинах. Я с рождения привык гонять по льду.
По дороге в центр говорил один Санк-Марс, причем говорил он по сотовому телефону с доктором Марком Винетом, патологоанатомом из больницы Ройял Виктория. Он сказал врачу, что ему нужно, и Окиндер Бойл с таким видом покачал головой, как будто не мог поверить, что некоторым людям приходится терпеть такие унижения, чтобы выжить. Он снова покачал головой, когда в больнице Санк-Марс напечатал документ и передал его Лиз, чтоб та его подписала. Бойл прочитал его первым. Он СКЛОНИЛСЯ над ее плечом и, хотя у него были некоторые проблемы с французским, понял и суть написанного, и вытекающие из него последствия.
— Ты неверно это понял, — шепнул ему Санк-Марс. — Это даст ей возможность жить.
— Но если она умрет, этот документ станет вашей страховкой.
— Это — часть моей работы, — напомнил ему детектив.
— Слава богу, я не по этой части, — сказал Бойл и отошел в сторону.
