— Так вот, было это в моем далеком детстве, когда я еще обучался в военном училище. Служил у нас там один прапорюга, мастер спорта по тяжелой атлетике. Здоровый, как шкаф из спального гарнитура, поперек себя шире, так что легче перепрыгнуть, чем обойти. На всех соревнованиях по гиревому спорту первые места брал. Но, как обычно это бывает, насколько он был силен, настолько же и туп. Причем тупил открыто, сам того не замечая и с такими превосходными результатами, что начальник училища, от греха подальше распорядился сослать его с глаз долой в загородный учебный центр, мол, там он при всем желании много вреда не причинит. Ну а учебный центр вы не хуже меня знаете, что из себя представляет. Летом, ну и зимой от силы пару недель там курсанты на полевых выходах бывают, а в остальное время тоска зеленая, никого вокруг и заняться абсолютно нечем. Так вот, прапор наш, послужил так несколько месяцев, взвыл от безделья и, поскольку родом он был из деревни, и закваска крестьянская за годы службы из него выветриться окончательно не успела, решил организовать в центре свое подсобное хозяйство. Сказано — сделано, напряг бойцов из батальона обеспечения учебного процесса, что в учебке жили и распахал огород, завел кур и кроликов, а из крупного скота двух овец и барашка. Причем барашек был молодой только от мамкиной сиськи, маленький, очень любопытный и игривый.
— В самый раз на шашлык, мясо парное, нежное, — мечтательно протянул Крот.
— Приземленное создание ты, Крот, сразу видно, что душа у тебя отнюдь не романтичная, а заскорузлая, как портянка у бойца-первогодка. Так вот, прапор барашка полюбил, как родного, чертову уйму времени проводил с ним, играл и баловал всячески, а одна из игр заключалась в том, что становился он на четвереньки и начинал с барашком бодаться. Барашку это нравилось страшно, ну и прапор, глядя на него, умилялся чуть не до слез. Так вот, дни шли за днями, барашек рос, а бодался с ним прапорщик ежедневно и так натренировался, что когда тот вырос в здоровущего молодого барана, он продолжал с ним без особого ущерба стучаться лбами и порой даже в этих дуэлях побеждал.
— Так богатыри на Руси в старые времена тренировались, — вставил Стасер. — Каждый день на определенное расстояние переносили новорожденного теленка. И так день за днем, пока теленок не вырастал в быка. И тогда богатырь мог без особых усилий его таскать на плечах.
— Не знаю, как там богатыри, а прапор настолько этой забавой своего барана разбаловал, что тот любое существо в военной форме начал воспринимать, как объект для развлечения. Стоило ему увидеть любого военного, как он бросал все свои бараньи дела и радостно летел в атаку. И все бы ничего, бойцы с батальона обеспечения, которые чаще всего становились его жертвами, благоразумно молчали, не желая портить отношения с прапорщиком, а когда приезжали курсанты, то барана от греха привязывали накрепко в специальном сарае и на волю не выпускали. Однако до бесконечности это продолжаться, конечно, не могло. И вот однажды учебный центр решил посетить начальник училища — старый заслуженный генерал, причем прибыл он с инспекцией неожиданно, никого не предупреждая. И угадайте, кто же его встретил первым?
Стасер уже заулыбался в предвкушении хохмы, а Крот откровенно хрюкал в кулак на заднем сиденье, о личности встречавшего они, конечно же, сразу догадались.
— Правильно! Разумеется, это был пасшийся себе на травке баран. Завидев генерала и безошибочно определив его принадлежность к касте тех самых зеленых, с которыми он так весело играет, баран взрыл копытами землю, нагнул голову и рванулся в атаку. На счастье всю эту картину успел засечь вовремя, вышедший покурить на солнышке прапор. Генерала нужно было срочно спасать, ибо, не понимая всех масштабов грозящей беды, и сам он и вся его свита просто замерли на месте, наблюдая за мчащимся во весь опор животным. И тогда прапор принимает единственно верное решение. Он бросается на перехват. С места развив третью космическую скорость, он успевает подскочить к генералу раньше своего питомца, тут же поворачивается к обалдевшему начальнику спиной и, упав на четвереньки встречает барана лоб в лоб. Генеральский адъютант божился потом, что звук от столкновения двух лбов был точь в точь как от столкновения шаров после сильного удара в бильярде. После чего баран осел на задние ноги мотнул башкой и завалился набок, потеряв сознание, сильнее обычного успел разогнаться бедняга, удар то у него на генерала был рассчитан, не на хозяина. Вот и заработал сотрясение мозга.
— А прапор что? — еле выдавил, задыхаясь от смеха, Крот.
— А что прапор? — совершенно невозмутимо продолжил Чуча. — Встал, отряхнулся и по всей форме доложил генералу. У него то в голове мозгов не было, так что трястись нечему.
— Ну а генерал?
— А генерал понял, что оборона на этом участке крепка как нигде, — наставительно подняв палец вверх, произнес Чуча. — И, следовательно, проверять тут нечего. Поэтому он развернулся, молча сел в машину и уехал на другой объект. А вот баран больше никогда не пробовал бодаться с военными, сломил этот нокаут его драчливый характер.
С минуту помолчали, про себя переваривая рассказанную историю и разглядывая летевшие навстречу однообразно-унылые пейзажи. Крот вывесившись чуть не по пояс наружу смачно высморкался, вытерев испачканную ладонь об борт машины, обжег об раскалившееся на солнце железо палец и смачно выругался.
— Хреновы ученые, уже придумали бы какие-нибудь фильтры в нос, а то до самых легких все пылюкой забито!
— Респиратор носи, — недовольно буркнул Чуча, столь фамильярное обращение с автомобилем, который он считал практически своим, его явно разозлило.
— Ишь, умный! Респиратор! Ты сам то в нем походить пробовал когда-нибудь?
— Пробовал! Я такое пробовал…
Что именно успел за свою бурную и многогранную жизнь попробовать Чуча, так и осталось загадкой, потому что именно в этот момент впереди сверкнула яркая вспышка, прокатившаяся следом, ударная волна стегнула по незащищенной коже лиц пыльной плетью, а уши разом оглохли от грохота взрыва.
— Ну ни х… себе! — выразил общее мнение Крот, с противным лязгом передергивая автоматный затвор. — Вот это мы попали…
Закончить мысль ему не дал очередной взрыв в голове колонны, и тут же шарахнуло сзади.
— К бою! — истошно взвыл Стасер.
И будто выполняя его команду, еще минуту назад казавшаяся совершенно безжизненной пустыня слева от них взорвалась треском пулеметных очередей. Противно завизжали рикошеты, зачмокали плющащиеся об бетон и броню застывшего рядом „абрамса“ пули.
Стасер вместе с пулеметом вывалился на дорогу, перекатился под прикрытие колеса и удобно приладив к плечу приклад, наугад огрызнулся короткой очередью в сторону нападавших, обозначая для них, огневое противодействие, показывая, что расстрел как в тире у них не пройдет. Этот огонь пока имел лишь психологическое значение, давил на нервы вражеским стрелкам, не давал сосредоточиться и грамотно разбирать цели. С другой стороны машины в унисон рокотнули автоматы Крота и Чучи. Шедший впереди „хаммер“ Хунты пока молчал. Косонувший туда в нетерпении Стасер сразу увидел причину. Хунта, согнувшись в три погибели и покраснев от натуги как вареный рак тянул из салона безжизненно обвисшее в его руках тело. „Пушной! Водитель первой машины! — понял Стасер. — Черт, опять потери! Сколько же можно! Или нам вообще не суждено вернуться из этого рейса?!“ Усилием воли он отогнал непрошенную мысль, „молчи, придурок, молчи, беду накличешь!“ и суеверно поплевал через плечо, вновь прилаживаясь к прицелу, выискивая цель, но глаза помимо воли так и норовили вновь глянуть в сторону первой машины, посмотреть как там парни, что у них. Наконец, сквозь тянущийся от горящей „брэдли“ едкий щиплющий глаза до слез дым, ему удалось рассмотреть, что Хунта склонившись над Пушным ловкими отточенными движениями бинтует тому грудь. „Значит, жив, курилка! Жив — это главное! Глядишь все и обойдется!“ Ариэль — ехавший на „хаммере“ Хунты третьим, сидел рядом настороженно озираясь по сторонам. Так что все живы из потерь пока один раненый, дай Бог, так оно и останется, все-таки охрана колонны слишком многочисленна и вряд ли хаджи рассчитывают ее уничтожить. Кишка тонка! Скорее это просто обстрел для демонстрации активности, для отчета перед платящими деньги за борьбу с неверными арабскими шейхами, а значит, драться насмерть здесь никто не станет, главное переждать огневой налет и сохранить живыми людей. Пусть морпехи разбираются сами, к тому же у нас еще и танк есть! Сейчас шарахнет пару осколочных, хаджам небо с овчинку покажется — в пустыне от снарядов не спрячешься.
