Бес все так же спокойно сгреб наглеца за шею и, притянув его голову поближе, отчего несчастному пришлось подняться на цыпочки, свистящим шепотом сказал ему на ухо:
— Go home, and fuck yourself. You understand?
Для убедительности пристально посмотрел в глаза и, дождавшись быстрых утвердительных кивков, продолжил уже обычным голосом, так чтобы слышал и буби:
— Спасибо, конечно, огромное, но у нас свой проводник имеется. Так что если вдруг припрет, обязательно к вам вернемся, а пока извините…
И зашагал широко вперед, более ни на кого внимания не обращая. За ним, обходя незадачливых гидов, двинулись и остальные. Маэстро, топавший сзади Ирины и невольно опускавший взгляд реагируя на движение едва прикрытых узенькой полоской шорт упругих ягодиц, не преминул ее поддеть:
— Жаль, что не согласились на черных девочек, раз уж они намного лучше того, что нам тут подсунули.
Ирина уже развернулась было для гневной отповеди, но, вновь поймав за скабрезной улыбкой цепкий изучающий взгляд, совершенно не соответствующий звучащему в голосе фиглярству, решила пока от вспышки негодования воздержаться. Наградой за выдержку ей послужила легкая тень разочарования, все же мелькнувшая на лице Маэстро. Ох не простые гости пожаловали, кого ни возьми все со своей подковыркой, с двойным дном, кроме, пожалуй, самого молодого. С этим вроде все ясно, теленок, он теленок и есть, вон как пялится, того гляди дыру на туго натянутом топике протрет. Ничего, пусть смотрит, прямо скажем, есть на что поглядеть, уж не знаю, что там у черных девочек, а своей фигурой Ирина была вполне довольна, редкий, надо сказать случай для представительниц ее пола. Да и то, грех жаловаться, без каких-либо диет и изнуряющих физических упражнений, абсолютно не прикладывая для того усилий, держала пропорции почти модельные. Да и на лицо далеко не уродка. Не то чтобы мужики при виде ее штабелями падали, но головы вслед крутили многие, и от кавалеров отбоя не было. Вот только здесь, похоже, ни на кого кроме Студента ее прелести ни малейшего впечатления не произвели. Маэстро не в счет. Ирина женской интуицией безошибочно чувствовала, что этот тонкий в кости, подвижный и нервный лишь играет интерес, непонятно зачем темнит, а на деле плевать ему с высокой башни она перед ним, или старая кривая карга. Остальным же и вовсе по барабану, даже из вежливости скрыть этого не пытаются. Непривычная ситуация и где-то даже обидная.
За такими мыслями не заметила, как добрались до аккуратно припаркованного на платной аэропортовской стоянке минивэна. Щелкнула привычно брелком, махнула рукой, чтобы садились, и сама ловко за руль скользнула. Как не коротко было ожидание, рейс прибыл точно по расписанию, а кондиционированная прохлада из салона начисто выветриться успела. Пахнуло жаром как из духовки, что поделать до малого сезона дождей еще месяц, так что солнышко жарит вовсю и в металлическую коробку под ним стоящую лезть удовольствие ниже среднего. Лишь только фыркнул неслышно отлаженный импортный мотор, тут же врубила кондиционер на полную мощность, поглядела на мужиков с усмешкой. Отлично знала, как тяжело с непривычки местная жара переносится, а они уже должны были проникнуться, пока из прохлады здания до стоянки шли. И точно, выглядели квелыми, лица распаренные, пот струйками стекает, рубашки к спинам липнут. То-то же, здесь вам не Московская область, до экватора доплюнуть можно, потому сорокоградусный жар еще и влагой пышет, как из хорошо прогретой парилки в русской бане. Так то вот, супермены! Быстро же вы на солнышке скуксились, а строили то из себя. Еще раз обворожительно, и вместе с тем злорадно, улыбнувшись устроившимся сзади мужикам в зеркало, Ирина нежно вдавила педаль газа, и хорошо отлаженный буржуйский агрегат практически бесшумно набирая скорость, покатился по городским улочкам.
Как ни старались демонстрировать равнодушие, но так марку до конца и не выдержали. Правду говорят, что мужики до старости мальчишки. Прилипли к стеклам, жадно глотая картины чужой, незнакомой жизни. А посмотреть и вправду было на что. Ирина, глядя на них, невольно заулыбалась, по-доброму с ласковым материнским превосходством, вспоминая, как сама впервые ехала этой дорогой. После российских узких и разбитых шоссеек прямая ровная и гладкая, как стеклом покрытая, стрела скоростного автобана построенного португальцами, хозяйничавшими здесь еще лет тридцать назад, действительно поражала и располагала к той самой быстрой езде, как известно любимой всяким русским. Широкие обочины были усажены экзотическими пальмами разнообразных видов, а среди них порой мелькали одинокие белоснежные виллы в колониальном стиле. Бывшая белая элита любила селиться здесь на полдороги между бурлящим жизнью деловым центром и связывающим с далекой метрополией аэропортом, в тихом и живописном уголке, оснащенном однако всеми необходимыми удобствами. По крайней мере так было раньше, теперь на виллах никто не живет, новому городскому управлению оказалось не по силам поддерживать в приличном состоянии водоотведение и канализацию на столь удаленных объектах. Теперь за по-прежнему красивыми фасадами сверкающих белизной уютных домиков скрывалась грязь, густо замешанная на человеческих экскрементах, и совершенная и полная разруха. Но из пролетающих по автобану авто этого не видно и вполне можно, дыша кондиционированной прохладой комфортабельного салона, наслаждаться идиллическим пейзажем, лениво мечтая о жизни на одной из вилл этого поистине райского уголка. Хорошо хоть сам автобан был построен с изрядным запасом прочности, так что, не смотря на давнее отсутствие ремонта и профилактических работ, еще вполне сносно справлялся со своими функциями, доставляя туристов прямо в столичный центр.
А вот и он. Практически мгновенно без перехода частные дома предместья сменились многоэтажной застройкой деловой части города. Ярко полыхнули многочисленные рекламные плакаты, многие из которых навязли в зубах еще в далекой России, загудел клаксонами, заморгал поворотниками нешуточный транспортный поток, колоритные национальные тряпки аборигенов, виденных в аэропорту уступили место вполне европейской одежде. Это царство стекла и бетона носило старое, еще португальское название Бьянка и было отстроено вполне в современном европейском духе. Если бы не почти полное отсутствие на улицах представителей белой расы вполне можно было бы решить, что этот район является частью крупного мегаполиса в центре Европы или США.
Тем не менее в Дагонии действительно белыми были преимущественно туристы. Хотя португальцы уходили отсюда вполне мирно, подчиняясь решениям ООН и оставив вместо себя на руководящих должностях тщательно проверенные лояльные кадры, но дорвавшиеся до власти "народные избранники", все они принадлежали к племени фанг, наиболее близко контактировавшему ранее с белыми, очень скоро создали для бывших колонизаторов совершенно невыносимые условия. Расы угнетенных и угнетателей попросту поменялись местами и воцарился некий апартеид наоборот, причем как и положено согласно законов диалектики притеснения поднялись на качественно новый более изощренный уровень. Реакции белых ждать долго не пришлось. Видя бессилие, а вернее нежелание исторической родины защищать их права, которые, включая даже право на жизнь, оказались вдруг под большим вопросом, белые массово покинули Дагонию перебираясь кто в Европу, кто в соседние более спокойные страны. Отсутствие белых специалистов сразу дало о себе знать, в течении какого-то года встала практически вся промышленность страны: сломавшиеся машины было некому чинить, еще работающие некому обслуживать. Кто виновен в разразившемся кризисе было ясно и младенцу. Хотя младенцу-то может и ясно, а вот всенародно избранный президент Дагонии Франциско Бийого нашел совершенно неожиданный корень зла совсем в другом месте. Как ни странно, но вину за разразившийся кризис он умудрился возложить на наемных рабочих из неблагополучной Нигерии. Готовым вкалывать за гроши нигерийцам традиционно отводили самую тяжелую и изнурительную работу на плантациях какао-бобов. Чем они провинились, точно сформулировать никто не мог, однако тем быстрее и жестче бравый президент выдворил их всех до одного за пределы страны. И лишь после успешного проведения этой операции сообразил, что плантации теперь обезлюдили, а последний тоненький ручеек валюты текший в казну государства от экспорта кофе готов иссякнуть. Понимая, что нужно срочно спасать положение, Франциско попытался силой загнать на сбор урожая обитавших в джунглях полудиких буби. Вот только они никак не желали войти в положение и вместо вольной охотничьей жизни загибаться на прокаленных тропическим солнцем плантациях. Короткая, но кровопролитная гражданская война (буби считались такими же полноправными гражданами Дагонии, как и фанг) завершилась полной победой более цивилизованных и лучше вооруженных фангов, в течении месяца буби были разбиты наголову и бежали через границу в соседний Камерун. Надо сказать в Камеруне этого не заметили, так как границы как таковой не существовало, а бескрайние просторы влажных экваториальных джунглей не пользовались популярностью в качестве места жительства. Какао-бобы же так и остались не убраны, плюс появились долги, связанные с военными расходами. В качестве последнего средства Франциско попытался выклянчить денег у бывшей метрополии и США, но и там и там его послали. Причем в США чуть более деликатно. В ответ Дагония разорвала дипломатические отношения и с теми и с другими. Впрочем по всем признакам зловредным бледнолицым было плевать на это с высокой башни. Короче президент Франциско поссорился со всеми, с кем только мог, так что последовавший вскоре военный переворот был скорее закономерен, чем внезапен.
