Неожиданно мне стало плохо, я больше не мог находиться за этим столом, не мог смотреть на этих мальчишек, слушать их шутки и похвальбы. Нашарив в кармане сигаретную пачку, я кое-как протиснулся к выходу. Замер, прислонившись к стенке траншеи и непослушными пальцами зачиркал спичкой о коробок. Тонкие деревянные палочки ломались одна за другой в ходуном ходящих руках. Черт, давно надо было купить новую зажигалку вместо так не ко времени закончившейся еще во Владикавказе! Очередная спичка хрустнула, насмешливо выгнув в мою сторону покрытую коричневой серой головку. Три раза, черт!
— Прикуривайте.
Ровный огонек зажигалки появился прямо перед лицом, и я поспешно клюнул в него кончиком сигареты. Втянул в легкие первую, самую вкусную затяжку, помедлил, давая дыму проникнуть во все закоулки организма, и лишь потом выдохнул его серым облачком на свободу. Теперь можно было и поблагодарить нежданного помощника.
— Спасибо, — я покосился на благодетеля.
— Не за что, — неспешно кивнул головой Аршак, тоже закуривая.
— Вот решил с Вами за компанию подышать никотином, — затянувшись продолжал он. — Без меня ребятки раскованнее себя чувствуют, сейчас нарассказывают вашему товарищу такого, что только записывать успевай.
Он добродушно усмехнулся в бороду, выпуская сигаретный дым вверх тонкой невесомой струйкой.
— Любите вы своих подчиненных, — заметил я поудобнее пристраиваясь у стенки траншеи и бездумно следя за полетом в небесной синеве одинокого белого облачка.
— А как же, — без улыбки согласился Аршак. — Они же все мои ученики. Я их еще совсем мелкими сорванцами помню. Как же их не любить, когда считай сам их всех вырастил. Сколько труда вложил, чтобы они хорошими людьми стали, правильными. Они мне почитай как родные сыновья теперь.
— Так вы что, учитель? — я посмотрел на него с удивлением.
Не вязались в моем представлении как-то должность командира передового поста, автомат с перетянутыми изолентой сдвоенными магазинами и сугубо мирная профессия школьного учителя.
— Учитель, точнее завуч уже, в пятой школе…
— А как же… — я не нашел подходящих слов и просто обвел рукой окопы, вход в блиндаж, торчащий в стороне пулемет и напряженно вглядывающегося в грузинский холм пулеметчика.
Он меня понял, пожал неопределенно и будто бы чуть виновато плечами, пожевал губами, подыскивая правильный ответ, а потом просто сказал:
— Они же все мои ученики. Это я учил их любить и защищать свою Родину. Я рассказывал им об истории нашей страны, о великих героях и славных подвигах предков… Было бы не правильно если бы они теперь пошли защищать свой народ, а я прятался бы за их спинами.
Чуть помолчав он решительно качнул головой, повторив снова:
— Нет, совсем не правильно. К тому же сейчас все равно лето, у школьников каникулы, работы не много. Да и дежурю я здесь не каждый день.
— Но вы хоть понимаете, что если действительно начнется, вы ничего не сможете сделать? Вы не сможете остановить танки! Вас просто накроют минометами и все, понимаете?! — я почти кричал это глядя в его спокойное расслабленное лицо.
— Знаю, все знаю, не надо так громко говорить. Не нужно, чтобы они это слышали. Они тоже все понимают, но верят, что я что-нибудь придумаю, верят мне…
— Но вы-то, вы же понимаете, что этот пост обречен? — понизив голос до шепота одними губами произнес я вглядываясь в него, пытаясь найти признаки страха, или нервозности и не находя их. — Почему тогда вы не уйдете отсюда, не попроситесь в другое место, наконец?
Он улыбнулся мне растерянно и чуть виновато, беспомощно развел в стороны руками:
— Я же сказал — они мои ученики. Как я могу их здесь бросить одних?
Он стоял посреди неглубокого наспех вырытого окопа такой маленький и беззащитный, совершенно нелепый в этом своем пиджаке, с закинутым на плечо дурацким автоматом. Стоял и смотрел на меня так беспомощно и жалко, что у меня тоскливо защемило сердце. Накатила откуда-то из глубин подсознания, мощным потоком захлестывая разум мутная волна дурного предчувствия. Захотелось вдруг встряхнуть этого бестолкового учителя за грудки, рявкнуть ему прямо в оторопелое лицо, чтобы срочно забирал своих мальчишек и валил отсюда подальше. Что времени уже практически не осталось, что еще немного и они уже не успеют уйти. Вот только он не уйдет, даже если поверит мне. Даже если будет точно знать, что все произойдет именно сегодня, именно сейчас. Все равно не уйдут отсюда ни он сам, ни его повзрослевшие школьники. Бесполезно, все бесполезно…
Догоревшая до фильтра сигарета обожгла мне пальцы, и я поспешно выкинул тлеющий уголек, неловко встряхивая рукой. Он тоже докурил, аккуратно присыпав брошенный бычок песком.
— Пойдемте обратно. Нехорошо, когда гость долго отсутствует за столом.
Вслед за ним я пригнувшись, чтобы не задеть головой низкий бревенчатый потолок протиснулся в блиндаж. За время нашего отсутствия там мало что изменилось, разве что количество нехитрой снеди на столе изрядно поубавилось. Мальчишки с допотопными «калашами» все также весело гомонили, подшучивали друг над другом и взахлеб рассказывали истории из своей окопной жизни. Христос с мудрой отрешенностью смотрел на них со стены. Неровная тень керосинки причудливо легла на фанеру, и на миг мне показалось вдруг, что по лицу сына божьего катится одинокая скупая слеза.
Обратно в город мы вернулись уже к трем часам по полудни. Несмотря на все уговоры ополченцев погостить у них на позиции подольше, Фима уперся рогом и погнал нашу команду обратно, ссылаясь на общую занятость и плотный график командировки. Даже еще одно пересечение простреливаемого грузинским снайпером пространства не смогло его удержать. На увещевания предлагавшего переждать до темноты Аршака, мой одноклассник лишь скептически улыбался, браво заявляя, что грузины явно доверили снайперскую винтовку какому-то мазиле с врожденным косоглазием и близорукостью, а потому шансы, что он в кого-нибудь из нас попадет настолько малы, что ими смело можно пренебречь. Я, честно говоря, не слишком-то разделял этот его оптимизм. Пуля, она как известно, дура, и вообще, раз на раз не приходится. Однако к моему немалому удивлению снайпер по нам так ни разу и не выстрелил, может в прошлый раз настолько сильно расстроился из-за очередного промаха, что пошел и повесился, а может просто отправился вздремнуть, или пообедать. Короче, до города добрались абсолютно без приключений.
Всю дорогу Рауль изрядно приободрившийся вдали от строгого дяди поздравлял нас с удачным боевым крещением, зазывал к себе в гости и восхищался Фиминой храбростью и самообладанием. Надо же, какой героический у нас фотограф, поперся второй раз под обстрел, чтобы продолжить недоделанную работу. Я, кстати, заметил, что снимал на позициях Фима совсем немного. То есть он конечно щелкал объективом направо и налево, благо в его цифровике с дополнительной картой памяти запас места для фотошедевров практически не ограниченный. Но при этом щелкал он все равно не так, как должен бы, как-то вяло, словно бы не хотя. Когда наш проводник, высадив нас где-то в центре возле приличного по его словам кафе с хорошей кухней, попрощался и укатил по своим делам, я не преминул спросить Фиму об этой странности. В ответ одноклассник скривился как от резкого приступа зубной боли.
