Руслан ухватив меня за ворот, приблизил ко мне бешеное, дышащее гневом лицо. Меня буквально поразила его сама собой двигающаяся щека, растягивающая то и дело рот в жуткой гримасе, сам он похоже этого вовсе не замечал. Губы его быстро-быстро задвигались, выталкивая наружу беззвучные для меня слова. Может быть даже хорошо, что я вдруг оглох и не могу их слышать, вряд ли ополченец сейчас восхищался моей меткой стрельбой. Он говорил и говорил, а я глядел ему прямо в лицо и глупо улыбался во весь рот, до ушей, и мотал из стороны в сторону головой, показывая, что ничего, ну ничегошеньки не слышу. Наконец до него вроде бы дошло, что он совершенно зря трясет сейчас воздух. Он показал пальцем на свое ухо и вопросительно глянул на меня. Я кивнул, соглашаясь, да, батенька, глух, как тетерев. Он, уже основательно поостыв, успокаивающе похлопал меня по плечу, мол, фигня, пройдет. Да я и сам знаю, что пройдет, самая обычная контузия, глушануло с непривычки, причем контузия должна быть легкой, как-то ведь другие стреляют из гранатометов и ничего. Если бы после каждого выстрела боец необратимо терял слух, наша армия давно объяснялась бы знаками. Мысль показалась мне забавной, и я невольно хихикнул. Звук неожиданно неприятно отдался в черепе, само собой не слышный с наружи, но все равно это был уже хороший симптом, хоть внутри собственного организма что-то начинаю слышать, раньше то вообще была полностью глухая тишина.
Порывшись в карманах, Руслан извлек откуда-то из-за пазухи маленькую плоскую фляжку и настойчиво сунул мне ее в руки. Из горлышка мощно пахнуло коньячным ароматом, и я не задумываясь припал к нему долгим затяжным глотком, разом ополовинившим запасы эликсира храбрости бравого горца. В голове слегка прояснилось, показалось даже что ослабело монотонное гудение электрических проводов в мозгу. Жаль, что жадный ополченец тут же поспешил отобрать у меня емкость с живительной влагой, еще один глоток мне точно бы не помешал. Бережно вернув фляжку на место, Руслан знаками показал, что не стоит нам здесь задерживаться и надо идти. Я с готовностью поднялся и улыбнулся в ответ на его недоверчивый, полный сомнения взгляд, показывая, что со мной все в порядке. Наконец он неспешно затрусил впереди, то и дело оглядываясь назад, словно проверяя, на месте ли я, иду ли следом. Теперь поспевать за ним было легко, он больше не рвался вперед, как было, когда мы бежали сюда, иногда останавливался, прислушиваясь, настороженно осматривался по сторонам. Судя по его лицу, результаты этих наблюдений ополченца не слишком-то радовали, чем ближе мы подходили к тому двору из которого начинался наш путь, тем мрачнее он становился.
Вот и знакомый дом, теперь только перебежать через двор, и мы снова на своих позициях. Но мой напарник отчего-то медлил. Присев у самого угла, он пристально вглядывался в перепаханный воронками двор, настороженно поводя автоматным стволом, изредка скептически покачивая головой. Что-то ему явно не нравилось, что-то пугало… Вот только он, похоже, и сам никак не мог разобраться что именно, и от этого злился. Долго он мялся, короче, но потом все-таки решился, знаком показав мне, чтобы прикрывал, двинулся согнувшись в три погибели вперед, к дому. Настороженно шел, с автоматом вскинутым к плечу, готовый в любой момент к неприятным сюрпризам, скользил призрачной тенью от укрытия к укрытию. Заразившись его явно демонстрируемым пессимизмом я тоже сидел на углу глядя на серую молчаливую громаду нашего дома во все глаза и прижав приклад верного автомата к щеке, только ствол чуть-чуть опустил к низу, чтобы не сужал поля зрения. Эх, как плохо, живется глухим на этом свете! Ведь и не замечаешь обычно, какое это все-таки счастье, какое огромное подспорье для человека — слух! Сейчас я ощутил это на собственной шкуре в полный рост. Никакого тебе предупреждения о невидимой глазу опасности, вот куда глаза в данный момент смотрят, о том только и знаешь. В тебя в это время может быть уже стреляют вовсю откуда-нибудь сбоку, а ты пока не зацепишь взглядом случайный рикошет очередного промаха и подозревать ничего не будешь. В итоге накаркал, так примерно, как думалось, и вышло.
Совсем в другую сторону глядел, когда зацепил где-то на самой периферии своих поврежденных органов чувств, далекие, как сквозь вату доносящиеся хлопки. Слава богу вообще не упустил, среагировал, стремительно развернувшись. Руслан несся через двор обратно ко мне огромными, нереальными для человека прыжками. А у крайнего подъезда вскидывали автоматы грузинские пехотинцы, сразу трое, или четверо. Сливающийся в утренних сумерках камуфляж и скученность группы не позволили мне точно разобрать сколько их там. К тому же я уже выжал в тот момент чисто рефлекторно спуск, плюнув нерациональной длинной очередью им прямо поверх голов. Тем не менее этот бестолковый огонь сделал-таки свое дело, заставив грызунов на мгновенье испуганно пригнуться, присесть, шаря взглядами по противоположному концу двора в поисках обстрелявшего их невидимого врага. Всего на мгновенье я сбил им уже взятый прицел, отвлек на себя, но в такой ситуации счет и идет на секунды, так что выигранного времени вполне хватило на то, чтобы Руслан, отчаянно в последний момент кувыркнувшись закатился под прикрытие бетонного крыльца крайнего подъезда. И тут же оттуда хлестнуло автоматное пламя. И, о чудо, я снова разобрал глухие отдаленные звуки выстрелов, экономно отсеченной короткой очереди. Да, что там говорить, Руслан свое дело знал туго, сразу виден был солидный боевой опыт. Один из грызунов будто в крайнем удивлении всплеснул вдруг руками и опрокинулся, запнувшись о вкопанную у крыльца скамейку. Остальные тут же попятились, приседая пониже, а то и распластываясь на земле, стараясь укрыться от гибельных пуль. Очень отрезвляющее действие оказывает на охваченный эйфорией преследования врага мозг вид мертвого тела еще секунду назад бывшего твоим однополчанином. Но Руслан-то, Руслан! Просто красавец! После неслабой пробежки, в невольном шоке от внезапной встречи с противником считай лицом к лицу, вот так удачно отстреляться! Вновь высунувшись из-за угла я пластанул по грузинам длинной очередью, стараясь еще плотнее прижать их к земле. Попасть в кого-нибудь я в тот момент даже не рассчитывал, просто прикрывал напарника, давая ему возможность перебежать от крыльца, за которым он затаился, к углу. Ополченец не заставил себя упрашивать, и едва мой автомат забился, захлебываясь яростью, как его гибкая стремительная фигура рванула пригнувшись вдоль стены и уже через секунду перекатом влетела ко мне, за угол. Я тут же прекратив стрелять, нырнул за ним следом.
Все было ясно. Грузины, на которых мы напоролись, зачищали захваченный дом, добивали раненых, собирали трофейное оружие. Значит мы все-таки опоздали и живых тут уже не осталось. Не знаю, успели ли ополченцы, прикрывая друг друга, отступить все же с занятых позиций, или все до одного были перебиты пушечно-пулеметным огнем штурмовой группы, но в любом случае сейчас их здесь не было. А воевать вдвоем против целого взвода грузинской пехоты было бы верхом безрассудства, несмотря на столь удачное начало. Конечно, дуракам обычно везет, даже на войне. Вот только на войне дуракам, как правило, везет всего один раз, так что лимит своего везения мы уже вычерпали сполна, когда умудрились невредимыми уйти от захваченного врагами дома. Не стоит больше испытывать судьбу. Не сговариваясь мы рванули через улицу, будто черти за нами гнались и с разгону углубились в лабиринт просторных дворов, заборов и частных домов. Куда двигаться пока было абсолютно все равно, лишь бы подальше отсюда. Похоже, нас никто и не думал преследовать. Наверное грызунам не с руки было связываться с двумя столь мощно огрызнувшимися уже ополченцами, видно у них имелись на тот момент другие, гораздо более важные задачи.