"Это тебе не в России голым в снегу валяться!" Ага, посмотрел бы я на вас в минус тридцать с ветерком. С тех пор к нему прилипла немного обидная кличка Снежок. Но это было гораздо лучше, чем конфуз, невольно вышедший при знакомстве с англоговорящей частью команды, когда в ответ на произнесенное им имя Сергей, один из англиков, давясь смехом, сморщил лицо и еле выдавил вопрос: "Как-как? Сэр Гей? Господин гомосек?" С такой интерпретацией своего непривычно для европейцев звучащего русского имени он еще не сталкивался, потому лишь глупо моргал в кругу потешавшихся над ним африканеров. После такого Снежка он воспринял скорее с облегчением. Снежок, так Снежок, никаких проблем, господа!
В зарослях явно кто-то был, качнулись из стороны в сторону ветви широколистого кустарника, и Серж едва не влепил полновесную очередь туда, в его темную глубь, куда не доставали лучи лившего с небес им на голову невыносимую жару солнца. Удержало его раздавшееся следом за движением глухое предупреждающее рычание.
— Там какой-то зверь, босс. Может быть, леопард… — шепнул ему на ухо, напряженно дышащий в спину жандарм.
— Раз там леопард, то людей точно быть не может, — рассудительно произнес Серж, щелкая предохранителем винтовки и с облегчением расправляя до этого напряженно согнутые плечи. — Эй, Мвембе, Куно, ко мне! Там, в зарослях, похоже, леопард!
Жандармы весело заулыбались и, расслабленно опустив настороженные стволы, уже не скрываясь, потопали обратно. Какой-то там леопард напугать их не мог, равно как крокодил, тигр и любой другой, потенциально опасный для человека хищник. Здесь боялись только двуногих зверей в изобилии бродивших сейчас по девственным джунглям Катанги.
Остальные жандармы взвода, заняв круговую оборону, дожидались возвращения досмотровой группы. Командир — рыжеволосый жилистый капитан, немец по национальности, выслушав доклад Сержа, махнул им рукой:
— Привал, парни. Раз уж все равно остановились, не мешает и передохнуть. Эй, Бурбон, выставь посты, да назначь нормальных парней, чтобы не заснули. Сержант, разрешаю всем сожрать по одной банке консервов на двоих, и не больше, проследи.
Маленький юркий бельгиец, по какой-то сложной непрямой ассоциации прозванный Бурбоном за королевское имя Людовик, направился к сбившимся кучкой чернокожим жандармам, решительно вклинился в толпу, бесцеремонно расталкивая локтями здоровенных парней и уже вскоре до Сержа донеслись звонкие переливы его голоса, костерившего кого-то на чем свет стоит. Жандармы смущенно опускали головы, по-детски прятали за широкими спинами мускулистые руки и старались оказаться за спиной своих товарищей, чтобы не дай бог не попасться на глаза разгневанному бельгийцу. "Как все-таки силен здесь авторитет белого человека, — невольно подумал Серж, наблюдая эту сцену. — Такой сморчок, как Бурбон, ничуть не сомневаясь в своем праве распоряжаться и отдавать приказы, без труда держит в подчинении этих здоровяков. И ведь дело тут совсем не в лейтенантских нашивках…" Действительно, к чинопочитанию в черной армии Катанги относились весьма прохладно, как впрочем, и к воинской дисциплине в целом. Тот же исполнявший обязанности старшины подразделения чернокожий сержант с подчеркнуто белым именем Джозеф, поддерживал свой авторитет, лишь при помощи бычьей силы и неукротимой ярости, в которую впадал при малейшем неповиновении. Если бы не два этих фактора, его сержантское звание не слишком много бы стоило.
— Эй, Снежок, будешь кофе?
Оклик капитана вывел его из задумчивости. Командир взвода удобно расположился на постеленной на сырую траву подушке из пористой резины, непременной спутнице старого немца во всех походах и призывно махал ему рукой. Рядом чернокожий капрал, почтительно согнувшись, держал в руках дымящийся котелок. "Когда только успели, черти?" — невольно удивился Серж, поспешно кивая капитану в знак согласия, кофе хотелось чертовски, особенно такого, приправленного острыми пряностями и имеющего просто божественный вкус, как умели готовить только местные.
— Подходи, парень, — весело балагурил немец. — Твои земляки в свое время неплохо надрали мне задницу под Сталинградом. Так почему бы мне теперь не выпить с тобой кофе? Ведь может быть, именно твой папаша всадил там пулю в печень моему старшему брату. Препротивнейший, скажу тебе, мальчишка был мой старший брат, каждый день колотил меня, пока я не вступил в гитлерюгенд и не получил там охотничий нож. С тех пор он уже не решался поднять на меня руку. А под Сталинградом, когда было так холодно, что кофе замерзал прямо в котелках, он словил-таки пулю в печень. И умер в крови и в соплях с последней мыслью "все для Германии", так тогда любил рассказывать о погибших доктор Геббельс. Прозит, парень! Na zdorovie, русский!
Затяжным глотком забулькала коньячная фляжка, а когда капитан оторвался, наконец, от серебряного горлышка и встряхнул ее в огромной густо поросшей жестким рыжим волосом лапе, жидкость плеснула уже где-то на самом дне. Немец разочарованно цокнул языком и, подумав немного, ткнул фляжкой в грудь Сержу.
— Выпей, парень!
Серж отрицательно качнул головой и отодвинулся от него, пить спиртное на и без того одуряющей жаре совсем не хотелось.
— Пей, — настаивал немец. — Ты же солдат, а не баба. Добрый глоток шнапса еще никому не повредил.
Серж все-таки взял у него фляжку и с сомнением принюхался к ней. Изнутри разило стопроцентной сивухой, причем сшибающей с ног крепости, наверняка, какое-то самодельное местное пойло. Немец смотрел на него выжидающе и под этим тяжелым взглядом налитых кровью глаз старого алкоголика, он все же сделал из фляжки короткий глоток. Алкоголь обжег ему гортань, свернул узлом горло, желудок сжался, не желая принимать огненную жидкость. Он поперхнулся, зажимая рукой рот. Огромная, как лопата, ладонь капитана с размаху хлопнула его по спине, возвращая возможность дышать.
— Пей, парень. Пей за черную Африку. За Катангу и Чомбе. Пей за то, как нас всех naebali доктор Геббельс и дядюшка Джо. Пей…
Серж живо вспомнил, как еще в Элизабетвилле по какому-то делу заглянул к занимавшему отдельный номер в отеле "Леопольд II" капитану и застал его сидящим по пояс голым в кресле-качалке. Немец тянул из плоской бутылки перно, закусывая лежащими рядом на столике фруктами. Когда Серж вошел в номер, капитан приветственно отсалютовал ему бутылкой и как раз потянулся за очередным куском поломанного на части банана. Под волосатой подмышкой мелькнули полустертые цифры давней татуировки, и молодой лейтенант армии Катанги с содроганием узнал в них легендарный эсэсовский номер. Это отличие бывших эсэсовцев как раз тогда было у всех на слуху, в цивилизованном мире начинался очередной широкомасштабный этап охоты на нацистских преступников. Проследив взгляд застывшего в дверях лейтенанта, немец криво усмехнулся и пояснил:
— Да, все правильно. Это эсэсовский номер, а на лопатке у меня наколот кинжал с надписью "Кровь и честь". А ты не знал, Снежок?
Довольный замешательством Сержа он раскатисто захохотал, потом сфокусировав мутный от опьянения взгляд, заявил куда-то в пространство:
— Да, старый Зепп Штайнер служил когда-то в СС. И он не скрывает этого, и даже этим гордится. Потому что старый Зепп служил в честных Ваффен СС. Он не расстреливал пленных и мирных жителей, не насиловал женщин и не убивал детей. Он был простым солдатом, стрельбы и смертей ему хватало в окопах, детей он всегда любил и жалел, а баб старому Зеппу никогда не приходилось насиловать, они сами на него вешались… Зато Зепп всегда был там где труднее, шел в наступление в составе штурмовых групп и стоял насмерть в обороне на направлении главного удара твоих земляков. У старины Зеппа два железных креста и пять ранений, так чего же ему стыдиться… Ведь не он просрал эту войну, парень, нет не он… Что ты так смотришь, на меня, русский… Ненавидишь меня? Так достань пистолет и выстрели мне в сердце… Что не можешь? Кишка тонка? Ну тогда idi na hui, так кажется, говорят у тебя на родине, нет?
