— А оружие, что смотреть не пойдем? — слабо удивился Севастьянов.
— Чего я оружия что ли не видел, брат? — проворчал в ответ Чумаков. — Или там поменялось что?
— Да нет, не поменялось…
— Ну и хрена тогда туда ходить? Давай ствол со значком и пошли!
Доклад коменданту не занял много времени и уже через несколько минут, все еще заторможенный, будто лунатик, Севастьянов вышел за противно лязгнувшие в спину железные ворота комендатуры. Через плечо офицера была небрежно переброшена спортивная сумка, на дне которой мирно дремал, ожидая своего часа, пистолет ПМ с полностью заряженным магазином. Восемь смертей масляно поблескивая латунью замерли в полной готовности в удобной ребристой рукояти боевого оружия. Восемь патронов — восемь человеческих жизней… Впрочем, Севастьянову не нужно было так много, он хотел взять только три. Три, которые станут искуплением одной, оборвавшейся в небе чужой страны, еще недавно бывшей одной из республик Великой Империи.
Операция «Месть». Номер первый
Киев встретил их мелким дождем вяло стучащим по карнизам домов и куполам зонтов над головами прохожих. Вяло сочащаяся с небес противно-холодная влага, серые, мокрые улицы, чавкающие под ногами грязью лужи и унылая блеклая толпа местных жителей вечно куда-то спешащих с замороженными погруженными в себя лицами. Серый город, серая осень, серый туман на душе… Слякоть, мерзость и грязь. По-крайней мере так воспринимал окружающий мир Севастьянов. Даже то обстоятельство, что они успешно миновали таможню на границе и теперь уже ничто не могло помешать осуществлению его планов, не радовало. Слишком легко и буднично все произошло. Досмотра российской стороной он изначально не боялся, наверняка, насчет них с Мариной было дано указание особо не усердствовать. А вот украинские коллеги наших доблестных пограничников вызывали у Севастьянова вполне объяснимое беспокойство, совершенно напрасное, как оказалось. Пограничники с вилками на кокардах проскочили мимо галопом, быстро сквозь зубы представляясь и просматривая документы так торопливо, словно куда-то опаздывали. Когда Севастьянов протянул прапорщику в зеленой форме вместе с паспортом потертое удостоверение личности офицера у того мгновенно исчез какой-либо интерес к проверяемым. Можно было дать голову на отсечение, что пограничник даже не прочел его фамилию, так поспешно он вернул назад документы. На паспорт Марины потом вообще лишь взглянул искоса, и заторопился дальше, затопал по узкому вагонному коридору. Таможенники были поусерднее, но тоже не настолько въедливы, чтобы лазить по сумкам перетряхивая чужое белье. Мгновенно определив по количеству ручной клади, что в купе едут отнюдь не мелкие перекупщики дефицитных товаров, оба борца за пошлины и декларации вяло попрощались, традиционно пожелав счастливой дороги и поспешили в другой конец вагона, где их коллеги уже увлеченно потрошили какого-то предприимчивого азербайджанца провозившего не задекларированные доллары. По-человечески Севастьянов их очень хорошо понимал. Еще бы, с азербайджанца можно поиметь немалую взятку, не то, что с военных нищебродов.
Впрочем, ему самому такое пренебрежение было только на руку. Завернутый в промасленную ветошь и упакованный в полиэтиленовый пакет ствол, в итоге остался лежать необнаруженным на дне его сумки с вещами. Конечно, авантюра чистой воды. Достаточно было кому-нибудь пожелать порыться в его барахле и на всем предприятии можно было ставить жирный крест — уголовные статьи, карающие за хищение оружия и его нелегальное хранение никто не отменял. Севастьянов еще вчера вечером, только сев в поезд носился с идеей спрятать пистолет где-нибудь в вагоне: в туалете например, или в тамбуре, долго бродил по коридору осматриваясь, вызывая немалое раздражение не понимавшей причин такой активности Марины. Однако всякий раз, когда ему казалось, что подходящее для тайника место найдено, он поразмыслив немного от него отказывался. Всюду был слишком велик риск случайного обнаружения оружия, если не любопытными пассажирами, то проводником. В конце концов, ближе к ночи, он положившись на удачу, решил оставить все как есть. В сущности разница была не велика, что пистолет найдут в его сумке, что просто в вагоне. По номеру оружия легко вычислят его принадлежность, а сверив списки пассажиров найдут и хозяина. Так что можно особо не напрягаться и с полным основанием надеяться на неистребимый русский авось. Чему быть, того, как известно, не миновать. Судьбу не обмануть никакими людскими ухищрениями, а следовательно можно спокойно расслабиться и предоставить событиям идти своим чередом, не пытаясь на них влиять. Так он и поступил промучившись несколько часов и плюнув наконец на конспирацию. Как показало будущее такое решение оказалась вполне обоснованным. Границу они проскочили вполне благополучно. А вскоре уже показалась на горизонте и цель их путешествия — стольный град Киев.
Вокзал оглушил бестолковой суетой и пестротой красок. Множество самых разных людей от грязных воняющих помойкой бомжей, до одетых с иголочки представителей бизнес-элиты, толклось одномоментно под его крышей. Горели яркие вывески киосков, торгующих всякой всячиной, перемигивались световые табло расписания поездов и рекламные плакаты. Севастьянов на какой-то момент элементарно растерялся, застыв прямо посреди шумно бурлящего беспорядочным броуновским движением людского моря. Он вдруг явственно ощутил себя маленьким мальчиком потерявшимся в огромном магазине и не знающем в какой стороне выход из этой вертящейся кругом суеты. Его толкали какие-то дородные тетки с баулами, шепотом материли юркие потрепанные личности так и шнырявшие в гудящей толпе, об него спотыкались несущиеся куда-то стремительно пассажиры с тележками и чемоданами… Хорошо, что Марина не потеряла присутствия духа и быстро сориентировавшись в обстановке отволокла его в сторону от бурлящего у выходов на перроны людского потока. Уже в относительно спокойном месте, прижавшись спинами к мраморным плитам облицовывавшим стены они смогли наконец осмотреться по сторонам. Человеческий вал все так же катился мимо плотными волнами, но теперь уже не задевал их, не пытался увлечь в свои кружащиеся у дверей из прозрачного стекла водовороты.
Севастьянов смотрел на спешащих мимо людей, точно таких же, как в России: так же одетых, так же пахнущих, так же вечно озабоченных собственными делами. Смотрел и думал, что вот этим мужчинам и женщинам, бегущим к замершим у перронов в готовности умчаться за тридевять земель поездам, наверняка глубоко наплевать на парламентскую комиссию, на результаты ее расследований, да и в целом на то, что всего пару месяцев назад, пожалуй впервые за много лет реально сошлись на поле боя русские и украинцы, братские народы натравленные друг на друга амбициозными продажными политиками. Нет, этим, несущимся к перронам под грузом кошелок и баулов людям не было до этого никакого дела. Они не желали ничего об этом знать. Не желали об этом задумываться. Потому что подобные мысли выбивали из привычного ритма, из вечной погони за материальным благополучием, заставляли вспоминать о ненужном, о неприятном, не вписывающемся в старательно выстроенный в мозгу комфортный мирок, где высшими ценностями являлись вкусная жратва, квартира с евроремонтом и престижная машина. Ведь это так просто и ясно — заработай или укради достаточно денег, чтобы жить безбедно и обеспеченно. И все, это единственная вменяемая цель, единственное мерило успеха и единственный смысл. А для остального есть стопроцентное оправдание — это не я, это правительство виновато! Это оно ведет братоубийственную, русофобскую политику, а я просто живу здесь, и я не при чем. Лично я ничего не сделал плохого.
