С оформлением никаких проблем не возникло, персонал оказался в меру вежлив, а сервис, как и ожидалось, совсем не навязчив, и уже через полчаса Севастьянов переступил порог двухместного номера, который должен был стать их домом на ближайшую неделю. Именно столько отводилось предварительным планом операции на работу с Громовым и Маркухиным. Неделя плюс-минус три дня. Все как на скучном и рутинном производстве: задания, графики, сроки выполнения, отчетность… Вот только Севастьянов планировал внести в эту рутину некоторое незапланированное разнообразие.
Первую ночь на новом месте заснуть для Севастьянова всегда было мучением. Даже вымотанный долгой дорогой он никак не мог погрузиться в столь желанное забытье, плавая на самой границе яви, уже не принадлежащий реальному повседневному миру, но все еще мыслящий, не могущий окончательно от него отключиться. Номер, как и полагалось по легенде они сняли двухместный, что накладывало определенные неудобства. Несмотря на постоянные подначки фээсбэшницы их отношения так и не перешли в интимную плоскость. Севастьянов ничего не мог с собой поделать и даже мысленно не воспринимал Марину, как женщину, а уж тем более, как возможного сексуального партнера. Ладно хоть в номере изначально стояли две обычные кровати, просто сдвинутые между собой, растащить их в разные стороны было делом одной минуты. Чтобы он делал если бы здесь оказался огромный двуспальный траходром подполковник боялся и подумать. А так все удалось устроить достаточно пристойно. Он даже деликатно отвернулся в тот момент когда «супруга» выпорхнула из ванны в абсолютно ничего не скрывающей невесомой ночнушке, и мог бы поклясться, что потом в ее привычно насмешливых глазах мелькнуло-таки на одно короткое мгновение тщательно скрытое разочарование. Видно девочка всерьез надеялась его соблазнить, закрепив тем самым контроль над партнером старинным, но до сих пор абсолютно безотказным способом. То есть это женщины обычно считают его безотказным, на деле все обстоит несколько иначе. Но Севастьянов не собирался просвещать в этом вопросе партнершу, равно как и давать ей хотя бы малейший шанс в предстоящем поединке. В том, что рано или поздно их интересы должны столкнуться он ни минуты не сомневался и от того изо всех сил старался не забывать, что несмотря на все женские хитрости и попытки понравиться, перед ним враг, враг хитрый и коварный, который сделает все, чтобы помешать ему выполнить главную задачу.
Время текло неспешно уходя сквозь пальцы, секунду сбивались в мелкие рыбьи стайки, образуя минуты, те наслаиваясь друг на друга спрессовывались в часы. Ночь неумолимо текла к рассвету… к рассвету того дня, когда придется действовать, окончательно перейдя черту, за которой уже не будет возврата. И первой станет пожалуй самая трудная цель, неправильная, безобидная. Было бы намного легче начать с какой-нибудь другой. С любой, только не с этой. С некоторых пор Севастьянов запретил себе думать о бывших однополчанах, как о людях, запретил себе вспоминать, что когда-то они были его друзьями. Эти мысли разрушали поселившуюся в душе уверенность в собственной правоте, в праве на месть, будили сомнения и нерешительность, которые в свою очередь грозили обессилить в решающий момент, ослабить морально, не позволить выполнить самому себе поставленную задачу. Потому больше нет Померанца и Грома, нет Вовки Маркухина. Только цели. Первая, вторая и третья, безликие, безымянные мишени, которые необходимо поразить, наиболее эффективно и в кратчайшие сроки.
Выход на первую цель будет завтра, ей станет Маркухин Владимир Дмитриевич, учитель не престижной государственной школы города Киева, офицер запаса по прозвищу Капеллан. Померанец рассказывал, что Вовка в последнее время истово уверовал в бога, принял католичество и регулярно посещает церковь. Надо же, каким пророческим оказалось давнее прозвище! Вроде бы первым его так обозвал Гром, за любовь к чтению «проповедей» о марксистско-ленинском учении… Да, Вовка и раньше не мог жить не служа какой-нибудь сверхидее, не отдаваясь чему-то особенному неземному, будь то марксизм, мировая революция, или спасение антарктических пингвинов… Лишь бы конечная цель была недостижима и обязательно возвышенна и благородна. Так и жил, постоянно чему-то служа: тогда построению коммунизма, теперь вот, говорят, католичеству… Так и до рукоположения в духовный сан не далеко. А что, одно время это было модно, отставные вояки то и дело оказывались на должностях попов и дьяков маленьких деревенских церквушек. Что они там искали полностью отрешившись от жестокого и несправедливого мира? Истину? Прощение? Справедливость? Наверное, каждый свое…
Только вот Капеллану уже точно не светит поповская сутана, или что там принято у католических священников? Для него уже все решено и записано в книге Судеб, завтра он перестанет быть. Перестанет существовать в этом мире…
Севастьянов крепче зажмурил тяжелые горячечно полыхающие веки, пытаясь представить себе Вовку Маркухина в школе, ведущим урок, стоя у доски в том самом убогом пиджаке, что на показанной фээсбэшным генералом фотографии. Вышло неожиданно легко и органично. На Вовку это было похоже, он всегда любил учить других, любил выступать и председательствовать на комсомольских собраниях, любил произносить прочувствованные речи, которые заранее тщательно готовил и репетировал перед зеркалом. Вообще он был увлекающейся, легко поддающейся чужому влиянию натурой и если уж окунался во что-то то отдавался этому с головой. Замполиты млели от его активности в комсомольской работе, командиры не могли нарадоваться на шикарного наставника молодежи. Да, он всегда легко загорался новыми идеями и оставался им беззаветно верен, пока они полностью не разбивались в прах. Из него наверное вышел хороший учитель… Да и священник получился бы хоть куда… Может быть… Если бы не одна маленькая ошибка… Если бы не поездка на чужую войну…
Он, наверное, согласился только ради денег. Возможно даже не отдавал себе полностью отчета в том, что едет туда убивать. Наверняка, гнал от себя эту мысль, стараясь думать лишь о бумажках с рожами американских президентов, бумажках которые можно будет потом обменять на красивое платье для жены и учебу в престижном институте для сына. Наверное и им говорил, прощаясь, что просто едет на заработки. Маленькая подработка, халтурка, шабашка… А что, любой мужик не прочь подработать в свободное время. Почему бы и не срубить лишних деньжат, сделав то, что умеешь много лучше других, то чему тебя так долго и тщательно учили… Ведь никого не удивляет каменщик, выкладывающий в свободное время стены чьего-то гаража, или маляр, клеящий кому-то обои… Просто они умеют это делать лучше остальных и продают другим свой труд. Каменщик умеет класть кирпичи, маляр красить и клеить обои…
Капеллан умел сбивать самолеты… Любые, всех классов и типов, умел захватывать их в луч сопровождения и отправлять им навстречу ракету. Знал, как лучше занять позицию, чтобы ударить наверняка, умел гарантированно вывести засвеченную машину из-под ответного удара. Мог грамотно организовать воздушное прикрытие любого объекта. Его этому учили, шлифовали его умения до уровня мастерства, а потом сказали, что он больше не нужен и может отныне жить как хочет и зарабатывать как и сколько сумеет… Так разве он виноват в том, что хотел продать свои знания и навыки, чтобы обеспечить безбедную жизнь семьи, жизнь тех людей, что были для него дороже всех остальных вместе взятых? Обеспечить их жизнь, отнимая чужие…
