— Шестьсот сорок два доллара. Получается по триста долларов на нос. — Сэм длинным ножом раздвинул монеты на две примерно равные кучки. — Сорок два я беру себе. За мою лошадь, которая теперь твоя.
— Что? За такую клячу я бы не дал и двадцатки!
— Не будем торговаться, Робин. Лошадка уже окупила расходы. Все-таки не каждый день ты зарабатываешь три сотни, да еще самородок в придачу.
— Погоди, Сэм. У нас четыре самородка. Значит, два из них — мои.
— Ну, два, два. Будем взвешивать или на глаз прикинем?
— Так не делают. Надо сдать золото. Деньги-то делить легче.
— Согласен. — Бородач сгреб монеты в кожаный мешочек и запихнул его в карман. — Только давай решим, где сдавать золото. В Ледвилле нас каждая собака знает. Думаешь, шериф не пронюхает, что на серебряном руднике ни с того ни с сего нашлись золотые самородки? Да и Ларсона могут хватиться. Нет, в Ледвилле нам делать нечего. В Денвер махнем, Робин, в Денвер. Или сразу в Техас.
— До Техаса моя кляча не дотянет.
— Да ну тебя! Отличная лошадка, ты еще мне спасибо скажешь!
— Не дотянет она до Техаса, — капризно повторил Робин, — тем более с таким грузом. Вот если б у меня был такой жеребец, как у одного из монахов…
— Ты хочешь сказать…
— А почему бы и нет?
Оба замолчали и обернулись, глядя на конюшню. Степан знал, что они не могут увидеть его, но все же замер, боясь шевельнуться. "Эх, напрасно я послушался монаха", — подумал Гончар.
— Придется обоих, — сказал Робин.
— Придется, — мрачно отозвался Сэм, пробуя ногтем лезвие ножа.
— Тогда у нас будет и конь, и мул. А потом пустим огонь.
— Что же делать, по-другому никак нельзя.
— А Джон?
— И Джона придется.
— Все равно он бы нас заложил, — сказал Робин.
— Хорошо, что я не успел отдать ему свои семь баксов, — ухмыльнулся бородач, стягивая сапоги.
"Что вы затеяли, пьяные уроды? — чуть не закричал Гончар. — Идите проспитесь! Мало того что вы ограбили несчастного Ларсона, так вы готовы зарезать еще троих, лишь бы поменять клячу на приличного коня". Но он и сам понимал, что этих двоих словами не остановишь.
Степан вытянул кольт из кобуры и, пряча его под плащом, чтобы приглушить щелчок, взвел курок. Монах продолжал храпеть, безмятежно и самозабвенно. Гончар подумал, что такой аккомпанемент не помешает. Убийца теряет осторожность, когда уверен, что жертва не ожидает нападения.
Он еще раз заглянул в Щель. У забора уже никого не было. Но под стенами конюшни легонько скрипнула проволочной дужкой керосиновая лампа. А через несколько секунд ее неверный свет пробился снизу и забрезжил над лестницей. В мертвой тишине был слышен только заливистый храп монаха. "Сэм хорошо крадется, босиком, бесшумно, — подумал Степан, наводя кольт на последнюю ступеньку. — Робин подсвечивает снизу. Его надо будет валить сразу же после Сэма, чтобы не выбежал из конюшни. Шуму будет много, но старина Джон все поймет. Да и монах не обидится, когда увидит, каким тесаком его собирались полоснуть по горлу".
Пятно света остановилось, и Гончар понял, что лампу поставили на пол. Жеребец, увидев чужаков, завозился в стойле и пару раз ударил копытом. "Слышу, слышу, — мысленно поблагодарил его Степан. — Не волнуйся за меня".
Монах перестал храпеть, словно испугавшись неожиданного шума внизу. Но через несколько секунд залился с новой силой.
Гончар замер, ожидая, когда над лестничным проемом появится голова Сэма.
И вот она медленно поднялась над последней ступенькой. Вот показались плечи. Рука оперлась на пол. Во второй зажат длинный нож.
Степан хотел, чтобы после выстрела тело Сэма осталось лежать здесь, на верхнем ярусе, с ножом в руке. Тогда ни у кого не возникнет никаких сомнений в его намерениях. "Ведь я могу подарить ему жизнь, — вдруг пронеслось в голове. — Просто поверну барабан. Сэм отлично знает, что означает такой звук. Он поднимет руки и сам отдаст мне все, лишь бы не получить пулю в лоб".
И вдруг он почувствовал за спиной какое-то движение. Бесшумное и быстрое. Храп монаха прервался — и в следующий миг Степан услышал жалобный горловой клекот. Так хрипит человек, захлебываясь собственной кровью.
На соломе забилось в конвульсиях тело.
"Сзади!" Он едва удержался, чтобы не вскинуться с пола. Каким-то образом второй убийца забрался наверх с другой стороны конюшни. Теперь Степан был окружен и мог получить удар в спину, если бы встал на ноги.
Но он оставался в прежней позе — лежа на боку и держа револьвер наведенным на Сэма. Наконец, тот встал во весь рост и шагнул вперед. Только сейчас Гончар надавил на спуск. И почти одновременно с выстрелом откатился в сторону, чтобы встретить Робина.
Лампа, оставшаяся внизу, освещала только один угол верхнего яруса, все же остальное пространство было залито чернотой. Гончар прижался спиной к стенке, чтобы слиться с тенью. Он ничего не видел в темноте и был готов стрелять в упор.
В том углу, где лежал монах, зашуршало сено, и что-то упало на доски пола.
"Это нож, — догадался Степан. — Он отбросил нож. Сейчас возьмется за револьвер. Ну, давай! Пошевелись, щелкни курком. Не бойся, я не буду стрелять на звук. Ну? Где же ты, Робин?" Но тут он услышал то, чего никак не ожидал услышать.
— Упокой, Господи, их грешные души, — прозвучал голос преподобного. — Аминь.
31. ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЕ ПО TAHДEPCУ
— Ты в порядке? — спросил Гончар, опустив револьвер.
— Немного испачкался.
— Как он к тебе подобрался?
— Здесь две лестницы.
— Черт, такое мне и в голову не пришло.
— А я только об этом и думал, — сказал монах, садясь рядом с ним и вытирая нож пучком соломы. — Поэтому и лег на том краю. Хорошо, что нас двое. По одному на каждую лестницу. Весьма удобно.
— Ты так говоришь, будто заранее все знал, — сказал Гончар. — Похоже, ты не только колдун, но и пророк.
Преподобный вздохнул.
— Они сегодня уже кого-то убили. И получили хорошую прибыль. А прибыль толкает людей продолжать выгодное дело. Так что эти несчастные уже не могли остановиться без посторонней помощи. Чтобы предсказать такой ход событий, не надо быть пророком Моисеем. Кстати, меня зовут Джекоб Тандерс.
Степан увидел белеющую в темноте руку и пожал ее.
— Стивен Питерс.
— Громкое имя. Оно звучит по всему штату.
— Скоро перестанет звучать. Того Питерса, я слышал, застрелили в Вайоминге, — сказал Гончар.
— Точно? Человека легко убить. Имя живет дольше.
— Не дольше, чем плакаты о розыске. Как только их уберут, о покойнике все забудут.
