– Катерина попросила шкафчик поправить, там дверцу
перекосило, вот я и задержался чуток!
Я поглядела в его жуликоватые бегающие глазки и предложила:
– Давайте расстегнем одежду, и несчастный попробует из нее
вылезти.
Маня кинулась к недотепе. Семен Андреевич попытался выползти
из рубашки и закричал:
– Ой, ой, голова, очень больно!
– У него волосы приклеились! – ахнул полковник. – Что
делать?
– Стричь под корень, – велела предприимчивая Оксана. –
Денька, тащи ножницы.
Через десять минут полуголый Семен Андреевич, горестно
ощупывая остатки волос на голове, со вздохом произнес:
– Эх, рубашечка пропала и брюки! Жаль-то как, денег ведь
стоят.
– Дам свои, – успокоил Аркадий, – подвернете штанины, и все.
Видя, что народ занят происшествием, я тихонько шепнула
Александру Михайловичу:
– Вот этот человек может подтвердить, что ужинал со мной в
«Макдоналдсе».
Полковник внимательно посмотрел на Виталия и отозвал его в
сторону. Через несколько минут мужчины тихонько вышли из комнаты. Их отсутствия
никто не заметил. Кеша ушел за одеждой, Маня с Дениской повели рабочего в
ванную, а Оксана, угрожающе щелкая ножницами, двинулась с ними, Зайка
отправилась поглядеть, что случилось с кухонным шкафчиком.
Я осталась тупо стоять в гостиной, глядя, как Жора,
чертыхаясь, отдирает от вконец испорченного пола остатки шевелюры Семена
Андреевича.
Глава 9
Виталий откланялся в десять. Я вышла проводить его. Заводя
«Жигули», кавалер улыбнулся.
– Похоже, пришелся не ко двору!
– Что ты, – фальшиво возмутилась я, – отчего сделал такой
странный вывод?
– Кажется, дети спят и видят тебя женой этого смешного
лысого толстячка-полковника, – вздохнул Орлов.
– В конце концов сама решаю, с кем иметь дело, – вспылила я.
– Ну-ну, – пробормотал Виталий. – Видишь ли, ты мне очень
нравишься. Ну-ка, залезь ко мне в машину.
Я села в салон.
– На, – кинул кавалер мне в руки ежедневник и ручку, – пиши.
– Что? – удивилась я.
– Расписку. Я, Дарья Васильева, даю честное слово, что не
выйду замуж за полковника в течение полугода.
Смеясь, я написала «документ».
– Подпишись, – попросил Орлов.
Расписку он спрятал.
– Вот теперь у нас равные шансы с толстяком. Буду сражаться
за твою благосклонность.
Тронутая старомодностью оборота речи, я поплелась в дом.
Гадкие друзья и родственники весело допивали чай. На столе, кроме конфет и
торта, появились еще нуга, рахат-лукум и пирожные.
– Как вам не стыдно!
– Почему? – изумленно спросила Маня. – Что мы сделали не
так? Я даже пользовалась ножом и ни разу не сказала «блин».
– Кто заказал идиотский ужин?
– Интересное дело! – возмутилась Ольга. – Сама каждый день
твердишь, что к вечеру лучше еду полегче, а когда сделали по-твоему, злишься.
– А рахат-лукум?
– С ним-то что?
– Почему не дали к чаю, а вынесли, когда Виталий уехал?
– Забыли! – выкрикнула Маруся.
Оксана ухмыльнулась, а честный и бесхитростный Денька
ляпнул:
– Нечего всех рахат-лукумом угощать, сами съедим. И вообще,
мне твой кавалер не понравился.
– Почему? – изумилась я.
– Противный и неискренний, – сообщил Дениска. – Сам
присюсюкивал: «ой, собачки какие хорошие», гладил Хучика, а потом тихонько руки
салфеткой вытирал. Ну раз не любишь животных, чего прикидываться?
Я вздохнула. Может, у Виталия никогда не было животных?
Словно подстегнутые Дениской, домашние принялись ругать
Виталия.
– Он какой-то масленый, – заявила Зайка, – все комплименты
отвешивал.
– И похоже, что у него с желудком проблемы, – вздохнула
Оксана. – Ни разу хлеб маслом не помазал и биточки уродские нахваливал.
– Наверное, совсем нищий, – ринулась в бой Маня, – вот и
привык к минтаю. А его даже наши кошки не жрут! Мы с Денькой вчера
строго-настрого велели Катерине – только паровые котлеты из минтая. То-то она
ругалась: никогда, говорит, такую дрянь не готовила!
Дениска украдкой показал Марье кулак, и та тут же захлопнула
рот. Тяжело вздохнув, я села возле мрачно молчавшего полковника и уставилась
вместе с ним на экран телевизора. Там шел какой-то дурацкий боевик. Плохо
приходится воспитанному человеку. Похвалил из вежливости еду, сказал приятные
слова дамам, и вот результат!
Фильм мы смотрели, не произнося ни слова. Там парочка
полицейских ловко расправлялась с врагами. В таких случаях Александр
Михайлович, как правило, едко комментировал происходящее, сразу замечая, как
профессионал, нелепицы, которые совершали «коллеги». Но сегодня он не издал ни
звука и, только дождавшись, когда все убежали из столовой, процедил:
– Кстати, мне этот хмырь тоже не по душе, лучше бы ты его не
приводила!
– Хватит! – обозлилась я. – В конце концов, это единственный
свидетель в мою пользу.
– Ох, не скажи, – пробормотал полковник. – Потолковал я тут
с ним, на неофициальной, так сказать, почве, так от его заявлений только хуже!
– Почему?
– Говорит, что сидели вы в «Макдоналдсе» до без пятнадцати
семь. Он заехал за тобой на работу в шесть, а в девятнадцать у него у самого
была редколлегия. Показывал запись в еженедельнике – там черным по белому:
пятница, 19.00, у главного редактора. Там, говорит, присутствовало человек
тридцать и все подтвердят, что он участвовал. Так что получается, опять против
тебя. Ты вполне могла успеть к восьми отравить Маркова.
– Он перепутал, – строго заявила я. – Заехал он за мной без
пятнадцати семь, спроси у Леночки, секретарши, она видела.
– Нет, – покачал головой приятель, – ничего она не вспомнит.
