Так и не придумав ничего толкового, я вошла в гостиницу и
моментально получила билет в театр. Хорошо еще, что здание, где расположились
служители Мельпомены, оказалось не так далеко. Ловкий частник домчал меня туда
за несколько минут.
В гардеробе шубку приняла бойкая старушка.
– Ну и зритель пошел, – громко сообщила она скучающей
неподалеку товарке, – никакого понятия о культуре. Как есть, так и идут –
прутся в театр в грязных брюках.
Я оглядела вызвавшие такое неудовольствие строгой
гардеробщицы слаксы от супермодного Валентино и обнаружила на коленях два серых
пятна. Пришлось идти в туалет и чистить брюки. В дамской комнате у зеркала
стояли две дамы. Обе в бархатных платьях до пола и с обнаженными до плеч
руками. На шее у одной из них переливалось колье из крупных настоящих
изумрудов, другая щеголяла ниткой натурального жемчуга, многократно обмотанной
вокруг тощенькой шейки. Слишком яркие румяна, густо подведенные глаза, кровавая
помада и мелькающие в разрезе юбки ажурные колготки без слов рассказали, чем
занимались эти дамы до того, как удачно вышли замуж за представителей местного
криминалитета. Бросив презрительный взгляд на мой простенький серенький
свитерок, связанный вручную гением трикотажа Молино, и обтягивающие слаксы,
зрительницы выплыли в фойе, распространяя излюбленный в этой среде запах духов
«Пуазон». Через пару минут я тоже вышла в вестибюль.
Ощущение было такое, словно я окунулась в шестидесятые годы.
По стенам развешаны фотографии картинно улыбающихся артистов. Капельдинеры в
форме с золотыми пуговицами бодро продают программки. В буфете пиво, коньяк,
шоколадные конфеты, бутерброды с сырокопченой колбасой и никакой фанты или
колы. Только «Буратино», ситро и крем-сода. Крайне патриотично. Но главное –
это публика!
Дамы все как одна в вечерних платьях. У одних декольте до
пояса, другие обнажили обсыпанные веснушками спины. И море драгоценностей
самого разного калибра – от золотых цепочек до массивных диадем. Подобное я
видела только один раз, когда по недоразумению забрела в Ницце на пляж
супердорогого отеля «Негреско». Содержимое лежаков напоминало разукрашенные
новогодние елки, а мальчик, бегавший с подносом, шепнул мне: «Видали? Русская
мафия отдыхает!»
Раздался первый звонок, старушка распахнула тяжелые двери.
Из глубины зала пахнуло пылью и старыми декорациями. Усевшись в красное
плюшевое кресло, я наконец-то удосужилась заглянуть в программку. «Анна
Каренина», автор пьсы Михаил Никифоров. Интересное дело, а какое отношение
имеет к данному действу граф Лев Николаевич Толстой? Впрочем, позднее
оказалось, что почти никакого. Роман неведомый господин Никифоров переделал
почти до неузнаваемости, оставив одну сюжетную линию – роман Анны и Вронского.
Офицера-обольстителя играл весьма потасканный
герой-любовник, обладатель плохо сделанных протезов. Он все время чмокал
языком, пытаясь вернуть на место стремительно выпадающую челюсть. Впечатляло и
имя героя – Аполлон Тараканов. Старика Каренина пытался изобразить довольно
молодой парень, чью ладную спортивную фигуру и смазливое личико не могли скрыть
даже толстый слой грима и сборки на талии. На месте Анны я бы осталась с мужем,
а шепелявого Вронского послала бы куда подальше. Впрочем, светскую красавицу представляла
пятидесятилетняя дива, пугающе вращавшая томными коровьими глазами. На фоне
этого паноптикума казалось странным, что мальчик Сережа превратился почему-то в
девочку Машу. Наверное, в труппе не нашлось ребенка нужного пола.
Забившись в уголок пыльного кресла, я листала программку.
Надо бы уйти, да неудобно – сижу в первом ряду, на виду у отчаянно старающихся
заинтересовать публику лицедеев. Ну не виноваты же они, что стары и бездарны. К
тому же в зале постоянно звенели сотовые и пищали пейджеры.
Много лет тому назад бабуля Афанасия Константиновна повела
меня во МХАТ на «Анну Каренину». Бабушка преследовала благородную цель. Роль
Анны исполняла гениальная Тарасова, и Афанасии хотелось, чтобы я запомнила
великую актрису.
– Будешь потом внукам рассказывать, как смотрела спектакль с
самой потрясающей из мхатовок, – ворковала Фася, усаживаясь в кресло.
Мне тогда только-только исполнилось семь лет. Страдания
толстой тетки, картинно заламывавшей руки, ничуть не тронули детскую душу.
Бабушка не учла одного обстоятельства: Алле Тарасовой к тому времени
исполнилось уже шестьдесят.
Честно отмучившись до конца спектакля, я пошла с бабулей
домой. Фася пребывала в полном восторге и без устали нахваливала приму. Я
молчала. Дома дедушка спросил:
– Ну, как спектакль?
– Замечательно, – ответила я, решив не разочаровывать Фасю,
и добавила: – Вот только никак не пойму, почему мужчины повлюблялись в такую
старую толстую тетю?
Дедуля заржал, как полковой конь. Бабуля только горестно
вздохнула.
Воспоминаний хватило ненадолго. От тоски я пересчитала все
колонны, нарисованные на заднике. К сожалению, антракт не предусматривался, и
сидеть предстояло долго. Отчаянно скучая, я принялась изучать толстую
программку. Помимо действующих лиц и исполнителей, она содержала массу сведений
о работниках сцены – гримерах, костюмерах… Жаль, что в таких изданиях не
принято печатать кроссворд… Я добралась до последней страницы и ахнула. С
небольшой фотографии на меня смотрела… моя бабушка. Подпись под снимком
гласила: старейшая художница, лауреат премии мэра Верми Афанасия Бабанова.
Брошюрка чуть не выпала у меня из рук. Просто невозможная,
невероятная вещь. Бабуля умерла в конце семидесятых, я лично хоронила ее на
Митинском кладбище. Дедушка к тому времени тихо скончался. Последние годы жизни
ее никто не сдерживал, и Фася отчаянно играла в преферанс. Мне было не до нее –
первая любовь, страстный роман… Опомнилась, когда бабушка со слезами на глазах
сообщила, что обменяла нашу четырехкомнатную квартиру на улице Кирова на
малюсенькую «хрущобу» в Медведкове, чтобы получить большую доплату.
– Где деньги? – наивно спросила я.
– Проиграла, – заплакала бабушка.
Пришлось утешать старуху. В конце концов мы решили, что
центр столицы – не лучшее место для проживания. Экологически чистое Медведково
куда привлекательней. Да и убирать четыре здоровенные комнаты трудно, в двух
легче поддерживать порядок…
С тех пор я стала приводить к Фасе партнеров. В основном
своих приятелей. Они торжественно усаживались за «Сочинку» и проигрывали
старухе. В месяц выходило около ста пятидесяти рублей «прибыли».
