Машина неслась по лесной дороге, громко встряхиваясь на ухабах. Поддубнов не тратил время на виляние между препятствиями, а просто перелетал через них.
— Эти армяне золотые ребята, — рассказывал он. — Они вообще, считай, не армяне. По-армянски хуже Керимыча говорят. Воевали в Карабахе. Ну, как воевали… Так, вокруг своей деревни в окопах сидели, отбивались от всех. От соседей-азербайджанцев, от наших, даже от своих. Война им поперек горла. Они же все шабашники, строители, всю жизнь по Союзу мотались. Один ветеринар. Один учитель. Один угонщик. Он даже на этой войне отличился — у русских танк угнал. В общем, золотые ребята. Из Армении их свои же выгнали. Не давали жить. Сейчас хорошо устроились. Свой как бы колхоз. Автономный режим. Никакой советской власти. Никакого начальства. Хлеб свой, помидоры свои, зелень своя, даже вино свое, яблочное. А рыбу ты и сам видел. Керимыча к себе переманивают. Детей на компьютере учить. Даже не знаю, как его теперь удержать.
— А смысл? — рассеянно спросил Гранцов. — Пусть уходит. Все равно Базы больше нет.
— Базу восстановим, — уверенно сказал Поддубнов. — Все можно восстановить. И ребят новых найдем. Гарнизон понес потери, так это дело военное. Убитым — вечный покой, а живым тянуть лямку дальше. Так, Димыч?
— Посмотрим.
Получив такой расплывчатый ответ, старшина обиженно замолчал. Но обиды хватило минуты на три, не больше.
— Мы тебя у Марселя ждали, как и договорились. Вдруг прилетает твой Гошка. Морда в крови, весь ободранный. Так и так, говорит, на Базе война.
— В крови? — переспросил Гранцов.
— Ну, немного нос разбил, когда упал по дороге. Марсель сразу за телефон, народ подтянулся, и мы выдвинулись с двух направлений. Только вот с Железняком неудобно получилось. Как думаешь, не будет он к ним приставать, откуда у них оружие?
— Договорятся.
Старое заброшенное кладбище называлось «финским», потому что в его братских могилах покоился прах солдат, погибших в годы финской кампании. В годы перестройки сюда проложили приличную дорогу, вырубили березовые заросли и даже обновили несколько гранитных плит. Сделали это не спьяну и не из любви к усопшим, а только потому, что сюда должен был заехать какой-то Большой Человек со своими финскими Большими Друзьями и совершить над могилами акт примирения. Однако после наведения порядка выяснилось, что под осевшими холмиками лежат только красноармейцы, и ни одного белофинна в радиусе трех километров. Акт пришлось перенести в какое-то другое место, а дорога осталась. Этим сухим и чистым пригорком стали пользоваться дальнобойщики — для ночевок, и областные бандиты — для деловых встреч. Место было удобное. Отсюда трасса далеко просматривалась в обе стороны, но с дороги нельзя было разглядеть даже большой грузовик, если он стоял в кладбищенской аллее между уцелевших берез.
— Как ты собираешься его взять? — спросил Поддубнов. — Он же там не один.
— Посмотрим, — ответил Гранцов и добавил: — Разведаю сначала. Там видно будет.
Когда впереди показался широкий просвет между соснами, Поддубнов остановился:
— Трасса. Выехать на нее?
— Чуть позже, — сказал Гранцов, открывая дверь. — Схожу, гляну. Через десять минут выезжай на трассу. Только не стой, как памятник. Погоняй туда-сюда, я тебя потом где-нибудь поблизости на обочине поймаю.
— Пошли вместе, — предложил мичман.
— Может, и пойдем вместе, — согласился Вадим. — Но сначала надо посмотреть.
— Ты что, с автоматом пойдешь? — беспокойно спросил Поддубнов. — А если кто увидит?
— Никто не увидит.
Он повесил АКМ на плечо и попрыгал на месте. Что-то бренчало в кармане куртки. Он вспомнил, что это чужая куртка. Вытащил из кармана связку ключей и закинул в кусты.
— Не увлекайся там, — попросил Поддубнов совершенно безнадежным голосом.
Гранцов кивнул и, оглядевшись по сторонам, быстро перебежал трассу.
Он уверенно поднимался по склону. Короткими перебежками, от одного укрытия к другому. Поваленная коряга. Широкая ель. Высокий куст. Чем выше он поднимался, тем осторожнее становились его шаги. Он внимательно глядел под ноги, чтобы не хрустнуть веткой.
Скоро он услышал, что где-то впереди работает радио. Судя по обрывкам музыки и речи, кто-то слушал рекламу. Вадим опустился на четвереньки и двинулся по-собачьи.
Между белыми стволами берез показался красный силуэт джипа.
«Они уехали на институтском «паджеро», а свой зеленый «чероки» Ежик оставил где-то в другом месте», — догадался Гранцов.
«Разумно, — похвалил он Ежика, вставляя магазин и бесшумно отводя затвор. — Больно приметная машина этот твой «чероки». Второго такого здесь нет. Молодец, позаботился о своем алиби. Радуешься, наверно. А зря. Об ином надо было позаботиться, Валентин Афанасьевич. О душе. Так ведь и помрешь, не покаявшись. Ну, извини, ничем помочь не могу».
Ему очень хотелось дождаться того момента, когда Ежик получит, наконец, свой миллион долларов. Хотелось, чтобы тот успел вкусить всю сладость победы, и только потом получил свою порцию свинца. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать.
Но выкуп привезут еще не скоро, а у Гранцова было слишком много дел на Базе. Гораздо более важных дел, чем казнь двоих вооруженных убийц.
Он подобрался к джипу с правой стороны. Двери машины были приоткрыты, и звуки радио доносились вполне отчетливо. В проеме двери Гранцов видел бок Ежика. Тот сидел, откинувшись на спинку кресла и расслабленно свесив руку.
Где-то неподалеку фыркнул стартер. Гранцов замер, подняв автомат. Откуда здесь вторая машина? Кто еще приехал?
Но через секунду он понял, что эта машина уезжает. Двигатель работал почти бесшумно, но подвеска поскрипывала на выбоинах, и эти звуки быстро удалялись.
«Проверим фланги», — решил Гранцов и, скрываясь за низкими кустами, перебрался на левую сторону аллеи.
Он раздвинул ветви и увидел Косого.
Гранцов тяжело вздохнул и опустил автомат. Водитель Ежика лежал грудью на рулевом колесе, и лицо его было залито яркой кровью.
Выждав еще минуту, Вадим подошел к «паджеро». У Ежика чернела аккуратная дырка под скулой. Он сидел, откинув голову, и весь подголовник был в красной пене. Стреляли спереди, справа, через опущенное стекло.
Ни миллиона, ни оружия в машине не оказалось. Не было и видеокамеры.
Гранцов спустился к трассе тем же путем, каким поднялся. Раздвинул кусты, чтобы перепрыгнуть кювет, и увидел на другой стороне дороги «ситроен», стоящий на обочине. Поддубнов расхаживал возле машины, заложив руки за спину и пиная гальку.
«Ты почему здесь стоишь? — хотел закричать Гранцов. — Тебе было приказано не останавливаться! Почему ты стоишь!»
Эх, много чего хотел сказать Вадим своему помощнику, но не сказал.
