— Со мной, — сказала Вера. — На этот раз с ним буду говорить я.
Орлов переглянулся с Кливлендом, и команч усмехнулся.
— Вряд ли он станет разговаривать с женщиной, — сказал Орлов.
— Он станет разговаривать с представителем Лиги анархистов. А ее представитель в Техасе — это я. — Вера повернулась к Джошуа: — Мне понадобится еще шаль. Черная шаль. Я понимаю, что черную шляпку достать невозможно, но хотя бы на шаль я могу рассчитывать?
Старый индеец важно кивнул.
— Черное платье, черная шаль, — пробурчал Орлов. — К чему этот траур?
— Вот и видно, кто из нас анархист, а кто — просто сочувствующий элемент. Пора бы тебе знать, что черный — цвет анархии.
* * *
Маршал быстро разобрался в деле. Обычная пьяная разборка в публичном доме. Убитого рейнджера похоронили на мексиканском кладбище, а приезжего геолога Майера — на немецком. Городская казна пополнилась изрядным штрафом, содранным с хозяйки отеля. Два номера были отремонтированы уже к вечеру следующего дня. И жизнь в Эль-Пасо снова вернулась в привычное русло.
Несколько дней Захар Гурский безвылазно проторчал в особняке Мэнсфилда. Старина Зебулон, как выяснилось, знал толк в выпивке. Утро они начинали с французских вин, за обедом распечатывали пару бутылок виски, а вечер коротали за шампанским. Столь приятное времяпрепровождение закончилось, когда в особняке снова появился полковник Хелмс со своими костоломами, Гарри и Майком.
Гурский не знал, что с ним теперь будет. Слишком тяжелые обвинения могли ему предъявить и товарищи по партии, и сам Хелмс. Встреча с похитителями динамита закончилась полным провалом. Мало того, что злодеям удалось ускользнуть, так еще и Тихомиров погиб. Злодеи тут же доказали, что умеют обращаться с похищенным грузом. А партия потеряла единственного курьера, имевшего выход на все европейские боевые группы. И в том, и в другом наверняка можно было винить только Захара.
Захар готовился к худшему. Когда вслед за Полковником вошли Гарри и Майк, он моментально протрезвел. Ему хорошо было известно, как избавляются от тех, кто становится источником проблем. Нет-нет, никаких трибуналов, никаких разбирательств не будет. С ним будут обращаться так же ровно, как и раньше. Пригласят куда-нибудь. И по дороге неожиданно выстрелят в затылок. Это лучшее, чего можно было ожидать.
Впрочем, он знал и другое. Он знал, что никогда не даст прихлопнуть себя, как комара.
Вот почему он больше проливал вина, чем пил. И вот почему под одной коленкой у него был подвязан нож, а под другой — двуствольный «деринджер».
Но Полковник заговорил спокойно, деловито, и Захар немного успокоился. Он понял, что — по крайней мере, сегодня —, речь пойдет не о нем.
— Кажется, мне удалось найти приемлемый выход из нашего катастрофического положения, — сказал Хелмс. — Если всё пройдет, как задумано, груз будет доставлен по назначению, а не останется гнить в Мексике. Собирайся, Зак. Поедешь на родину.
— Что я забыл на родине? Мне и тут хорошо, — отвечал Гурский, потягивая шампанское. — А на родине меня ждет военно-полевой суд. В чем я провинился перед вами, сэр? За что вы посылаете меня на верную смерть?
— Шутки в сторону. — Полковник опустился в кресло у камина, и один из костоломов подал ему бокал бренди. — У тебя есть два дня, чтобы привести себя в порядок. Сказать по правде, я не доверял Майеру. И с самого начала жалел, что такой ценный груз придется доверить этому слюнтяю. Но теперь я спокоен. Ты как раз тот человек, который справится с делом.
Гурский, продолжая корчить из себя пьяного, неловко поставил бокал, и тот опрокинулся.
— С каким делом, сэр? Мое дело — следить за вашими друзьями и душить ваших врагов.
— Вот и встретишься с моими друзьями в России. Заодно проследишь за ними.
— Может, и придушить кого-нибудь придется?
— Может быть.
— Тогда я согласен! — Захар расхохотался. — Распорядитесь забить мою каюту шампанским. Говорят, помогает от морской болезни. И надо еще взять запас на обратную дорогу.
— Вот об этом можешь не беспокоиться, — сказал Полковник. — Ты отправляешься в края, где вино льется рекой. На обратную дорогу тебя снабдят бочками прекраснейшего вина, по сравнению с которым шампанское покажется дешевой кислятиной.
— Оно и есть дешевая кислятина, — мгновенно погрустнел Гурский. — Пью тут всякую дрянь. Одно название, что шампанское. А только вот в Париже оно почему-то вкусное, а тут… Эх, бедняга…
— Кто бедняга?
— Ну, этот… — Захар не сразу вспомнил, под каким именем прибыл сюда покойный Тихомиров. — Этот… Майер. Он так мечтал о Париже. Черт! Как он мог подставить свою пустую башку! Мне даже кажется, он нарочно это сделал.
— Не вини себя, Зак. И не такое случается. В конце концов, Майер знал, на что идет. Кстати, тебе известно его настоящее имя?
— Только то, какое он сам назвал, когда нас познакомили в Нью-Йорке. Не знаю, настоящее ли оно. Его звали Гавриил Тихомиров.
— Это еврейское имя?
— Нет. Такие фамилии у нас носит церковная братия.
— Мне все время казалось, что он еврей, — сказал Полковник. — Я не доверяю евреям. Просто не имею права. Когда ведешь войну с семейкой Ротшильдов, нельзя доверять их соплеменникам. Потому что рано или поздно они все равно сговорятся у тебя за спиной. Значит, Майер не был евреем, ты уверен?
— Может, и был. — Гурский пожал плечами и подумал, что если б он убил американца, Хелмс сейчас не был бы так приветлив. А за еврея, пожалуй, еще и похвалит. — Скорее всего, был. Многие евреи принимают христианство и берут христианские фамилии. Так удобнее жить в России.
Полковник поднял бокал с бренди:
— Прощай, Майер. Кем бы ты ни был, свою часть работы ты выполнил. Ты погиб, но знамя борьбы, выпавшее из твоих рук, поднимут друзья.
Он встал и ушел, не прощаясь.
* * *
Неосторожная фраза насчет Ротшильдов, вырвавшаяся у полковника Хелмса, объяснялась накопившейся усталостью. Обычно он никогда не позволял себе никакой конкретики в разговорах даже со своими боевиками. «Враги», «друзья», «дело» — вот вокруг чего крутились все их беседы. Если возникала необходимость в переписке, Хелмс диктовал секретарю текст, который потом тщательно вычитывал. В случаях, когда нельзя было доверять и секретарю, писал сам, но печатными буквами. С агентами в разных концах страны он общался посредством кодированных телеграмм. Даже простое упоминание названия компании на переговорах воспринималось им так, будто кто-то позволил себе шутку на похоронах. И никогда, ни при каких обстоятельствах полковник Хелмс не позволил бы себе упомянуть всуе имя хозяина компании «Стандард Ойл».
Только наедине с самим собой, в глубине кабинета, у камина, он мог размышлять, называя вещи своими именами. Потому что отвлеченные категории хороши для тупиц, а полковник привык оперировать точными понятиями. «Враг» нужен идиотам. Им нужна какая-то невидимая, но гадкая сила, из-за которой они живут так плохо. А полковник знал, что враги часто становятся союзниками. И наоборот. Значит, к черту все эти недолговечные ярлыки. Нет ни врагов, ни друзей. Есть только одна непреходящая категория в этом мире — интересы компании. Увеличение прибыли. Ослабление конкурентов. Захват рынков. Установление монополии. Вот простые и понятные цели, к которым стремилась компания, а с ней и полковник Хелмс.
