Когда Хэнк выбросил вперед левую руку, Илья даже не шевельнулся, угадав, что это ложный выпад. А вот под удар правой он уже подставил локоть, развернувшись боком, и врезал пяткой под ребро. Хэнк был сильнее и тяжелее, поэтому Илья отлетел в сторону. Но остался на своих двоих, а матрос опустился на колени, хватая воздух ртом. И второй удар пяткой пришелся как раз в его разинутый рот.
Толпа загудела, но осталась на месте. Хэнка оттащили в сторону, а Лапорт сказал:
— Спасибо, Билли! Ты только что принес мне двадцать баксов. Я ставил на тебя. Джентльмены, делайте ваши ставки! И помните, что у него не работает левая рука! Боб, это же ты в него стрелял? Давай, выходи, исправляй свой промах! В следующий раз будешь бить наверняка!
Второй противник выскочил в круг, и Илья увидел, что на обеих его руках блестят кастеты. Такие были и у него в салуне, в ящике под кассой. Но он ими не пользовался. Четыре спаянных кольца, куда вставляются пальцы, и свинчатка в ладони — конструкция слишком сложная для драки. И Томас, и Илья предпочитали более простые варианты — с одной прорезью, или вообще в виде буквы Т. Их можно в любой момент сбросить и освободить руку под другое оружие.
Но Боб, как видно, никогда не работал вышибалой в приличном заведении. Он тоже встал по-боксерски, и пошел вперед, подбадривая себя короткими выпадами. Илья пятился, и вдруг споткнулся — кто-то из толпы дал ему подножку. Он упал, и Боб кинулся к нему. Замахнулся — и кастет просвистел над головой.
Илья давно мог бы вскочить, но оставался на земле. Как только Боб еще раз наклонился над ним, он швырнул ему в глаза горсть песка. А потом вскинулся, нырнул под руку и поймал горло локтевым сгибом.
«Только бы не убить», — мелькнула мысль. Но руки действовали сами по себе. В тишине раздался хруст позвонков, и Илья бросил тело Боба на землю, под ноги толпы.
— А ну, сволочь, а ну, босяки! — крикнул он им по-русски. — Подходи по одному, всех кончу!
Он знал, что вот сейчас-то они точно убьют его. Вот уже и ножи блеснули, и кольцо сжимается все плотнее… Но нет, им хотелось поразвлечься, и еще двое наскочили на него одновременно с разных сторон. Эти уже боялись нарваться, они кружили, махали и руками, и ногами, и скоро Илья уже не мог двигаться, получив несколько мощных ударов по бедрам. Но он еще держался, и подловил одного на захват, и с хрустом выдернул ему руку из плечевого сустава — коронный приемчик Томаса…
А потом он только успевал прикрываться локтями и изредка отвечать.
«Стоять, не падать, стоять!» — твердил он, стиснутый толпой. Казалось, они хотят его разорвать на куски. Он вплотную сцепился с кем-то и повис на нем, отбиваясь ногами. И все ждал, когда же они сообразят засадить ему нож в спину. Скорей бы…
Он рухнул на землю, обессилев, ожидая гибели… Но смерть где-то задерживалась. Ему даже показалось, что толпа забыла о нем. Шум драки продолжал звучать в ушах — но ни один удар не коснулся его.
«Сами с собой они дерутся, что ли?»
С трудом, перевернувшись набок, Илья поднял голову — и увидел, как полицейские молотят всех вокруг дубинками.
«Только этого не хватало, — подумал он. — Теперь мне навесят еще и побег…»
25. Бремя беспорочной службы
Даже во время службы простым патрульным Пит Салливан умудрялся получать нагоняй от начальства за превышение полномочий. Вместо того, чтобы как все нормальные полицейские собирать дань с проституток и карманников, Салливан дрался и грозил арестами. Кому такое понравится?
Владельцы притонов жаловались на него своим покровителям из числа политиканов, покровители давили на полицейского инспектора, тот устраивал взбучку начальнику участка — и ретивого патрульного переводили из округа в округ. В конце концов, он оказался в затонном районе, который кишел пиратскими кабаками.
«Лоханка крови», «Тайная бухта», «Кошачья аллея» — в заведениях под такими милыми вывесками собирались самые отъявленные головорезы Манхэттена. Эти парни были слишком тупы, чтобы заручиться поддержкой городских чиновников — да и кто бы пустил в приемную таких оборванцев?
К тому же их бизнес не приносил стабильных доходов. Бордель или игорный дом — предприятия непрерывного цикла, и процент с выручки поступает в карманы «крыши» постоянно. А пираты могут целыми неделями торчать в кабаке, ожидая подходящего судна. Да и в случае успешного налета еще неизвестно, сколько они выручат за краденое. Нет, от «затонных» шаек политиканам не было решительно никакой пользы. Поэтому с пиратами было решено покончить.
Так патрульный Салливан попал в «пароходный» взвод. Несколько десятков таких же, как он, неудобных полицейских ходили на «Сенеке» верх и вниз по Гудзону и Ист-Ривер. Они были готовы в любой момент отчалить от парохода на шлюпках, едва завидев пирата или уловив сигнал тревоги. И наконец-то никто не ругал их за чрезмерное употребление дубинок.
Он быстро дослужился до сержанта, а еще через пару лет был представлен к званию капитана. Причиной такого быстрого роста было не только служебное рвение, но и то, что места на карьерной лестнице часто освобождались. Пираты сопротивлялись отчаянно, морская полиция несла потери, к тому же многие списывались на берег, не выдержав напряжения.
Однажды на похоронах сослуживца Салливан встретил старого знакомого, Фицпатрика. Когда-то они вместе начинали, патрулировали ночные улицы Адской Кухни, вдвоем отбивались от десятка бандитов, громили притоны и гонялись за карманниками — в общем, честно вбивали дубинками уважение к закону.
Фиц давно ушел из полиции на какую-то мелкую должность в благотворительном фонде, однако было очевидно, что он не проиграл — Салливан моментально оценил его костюм и заколку для галстука, украшенную бриллиантом.
Старые приятели стояли рядом над свежей могилой, слушая пастора (погибший, как и они, был ирландцем). Затем направились в паб, и там выяснилось, что Фиц появился на кладбище не случайно. Он попросил Салливана выполнить небольшое поручение. Одно из тех поручений, какие исправно выполнял его погибший товарищ. Надо было обойти несколько заведений в Бруклине и собрать с владельцев ежемесячные взносы. Два процента от собранного причиталось сборщику.
Салливан не смог отказать. Он знал, что подобными делами занимаются многие, если не все. У него подрастали сыновья, хотелось сменить квартиру и переехать в более приличный район, загородный домик (приданое жены) давно нуждался в ремонте — да мало ли на что могли бы пойти эти два процента?
Поначалу он даже не знал, куда уходили собранные деньги. Просто передавал их Фицпатрику. Только получив приглашение на торжественный банкет в «Тамани-Холл», Салливан понял, что деньги, заработанные проститутками и шулерами, уходят на нужды демократической партии.
После банкета его отношение к службе заметно изменилось. Теперь он сам стал наказывать тех подчиненных, кто слишком усердствовал при задержаниях. Многих заставил уволиться. Резко сократил число рейдов, и значительно расширил агентурную сеть. Скоро он знал о пиратах почти все, и при желании мог бы прихлопнуть одновременно всех «затонных» главарей. Да вот только не было у него такого желания.
